Билет в синема

«Еще раз объясняю! – вращал он зверски глазами оторвавшсь от камеры. – Чтобы не переходили границу кадра, ясно? Герои фильмы не ходят по экрану без ног. Или как, по-вашему, ходят?» Написанные на холсте, прибитые на рамы декорации колыхались от ветра, участники съемок при проходах бросали на них тени. Как ни старался Дранков запечатлеть издали общий вид, ничего не получалось. Всю картину пришлось снимать на средних планах. Даже проход бояр запечатлели не в полный рост. В разгар работ съемки окончательно остановились: не выдержав насилия над искусством, категорически отказался сниматься исполнявший роль Бориса Годунова актер Алашевский».

– Черт бы вас подрал с вашими муками творчества! – потрясал он кулаками. – Плата всем будет урезана наполовину! Лева, собирай аппаратуру!

Чтобы как-то компенсировать расходы, склеил на скорую руку отснятые эпизоды и запродал часовую фильму в провинцию под названием «Сцены из боярской жизни». Кукиш вам!

Поддержки кинопредпринимательству со стороны властей не было никакой. В одной из резолюций царь высказался о синема следующим образом: «Я считаю, что кинематография пустое, никому не нужное и даже вредное развлечение. Только ненормальный человек может ставить этот балаганный промысел в уровень с искусством. Все это вздор, и никакого значения таким пустякам придавать не следует». Когда во время одного из доклад он услышал, что в какой-то синематеке социалисты разбросали в рядах противоправные листовки, произнес в раздражении: «Я неоднократно на то указывал, что эти кинематографические балаганы опасные заведения! Там негодяи могут черт знает что натворить, благо народ, говорят, валит туда, чтобы смотреть всякую ерунду!»

Муторно на душе. Отказали с кредитом в банке – не рассчитался за предыдущий. Англичанка сбесилась. Назвала хамом, грозит уехать. В баню, что ли, сходить, давно не парился.

Эх, Воронинские бани на углу Фонарного переулка и Мойки! С чучелом медведя у входа, терракотовыми статуями в вестибюле. Высокими сводами залов, мраморными бассейнами с проточной водой из собственного артезианского колодца, изразцовыми каменками в мыльнях и парильнях, мебелью в стиле Людовика Шестнадцатого в дворянском отделении. Нет лучшего места, где можно забыть невзгоды, размять косточки, потешить душу и тело – решительно нет!

Давайте пройдем не задерживаясь мимо отделений для простонародья за три, пять, восемь и пятнадцать копеек, остановимся в конце коридора. Направо и налево массивные двери шестирублевых номеров, одна отделана в турецком стиле. В каком номере тешат душу и тело Дранков с братом, надо думать, понятно: в турецком, каком же еще!

Осторожный стук в дверь.

Возлежащий в чем мать родила на оттоманке Дранков вопросительно смотрит на Леву.

– Кого еще нелегкая? Поди, глянь.

Набросив махровый халат на плечи, тот шлепает в прихожую. Неясный разговор за стенкой, через пару минут в комнату вслед за братом входит респектабельный господин в чесучовой паре и кожаным саквояжем. Вежливый наклон головы.

– Тысячу извинений. Гончаров, московский драматург. Слышали, возможно.

Скосив глаза на распаренного спрута между ног Дранков тянет на колени простыню.

– Признаться…

– Приехал час назад… ничего, если я сниму? – пришедший вешает на спинку кресла пиджак. – Прямо с поезда, вещи в гостинице оставил, и к вам. Слуга ваш африканец…

– Доложил, трепло! – вырвалось у него.

– Я ему объяснил, что дело срочное, – драматург отирает платком бисеринки пота на лице, – что, мол, барину это дело очень важно.

На лице у него интерес. Вздернул брови.

– По части текстовых вставок что-нибудь?

– Не совсем.

– Как вас по батюшке, простите?

– Василий Михайлович.

– Да, слушаю вас, Василий Михайлович.

– Такое дело, господин Дранков. Я написал и ставлю в театре сада «Аквариум» пьесу-былину из жизни Стеньки Разина.

– Того самого? Из песни?

– Да, личность в истории известная. У меня родилась идея: сопроводить действие синематографическими живыми картинами. Дополнить ими сюжет. Публика у нас в Москве капризная, трудно чем-либо удивить. А тут театр и синематограф одновременно. Повалят как миленькие.

– Это как же, не совсем понял? Идет пьеса, на сцене играют артисты…

– А за спиной у них, на экране, – гость заулыбался, – живая иллюстрация. Представляете? Театральные герои словно бы переносятся время от времени в реальный мир. Ничего похожего в мировой практике театра не было, мы будем первыми!

– Занятно… – потянувшись к вешалке, он снял и набросил на плечи халат. Глянул на брата: Лева делал непонятные знаки глазами.

– Премьера, надеюсь, не скоро, есть время почитать пьесу, подумать?