Билл, герой Галактики (Сборник американской фантастики)

То, что тебе всего дороже и что ты меньше всего хотел бы дать.

У меня на этой планете ничего нет. Что могу я дать?

Какую-нибудь жизнь, какую-нибудь возможность; какой-нибудь взгляд, какую-нибудь надежду, какое-нибудь возвращение — нет нужды знать имя. Но ты выкрикнешь имя вслух, когда потеряешь то, что даешь. Ты даешь это по доброй воле?

Да, по доброй воле, о Древний.

Ветер, безмолвие. Наклонившись, Роканнон вышел из темноты. Когда он выпрямился, в глаза ему ударил красный свет, над ало-серым морем облаков.

Яхан и Могиен спали, прижавшись друг к другу, на уступе внизу — целая груда плащей и шкур, и, когда Роканнон спустился к ним, они не пошевельнулись.

— Проснитесь, — сказал он негромко.

Яхан приподнялся и сел; его лицо в резком красном свете зари выглядело измученным и детским.

— Это ты, Скиталец! — воскликнул он. — Мы думали… тебя нигде не было видно… мы думали, ты упал вниз…

Могиен тряхнул золотогривой головой, словно сбрасывая с себя сон, и, взглянув на Роканнона, надолго задержал на нем взгляд. А потом тихо сказал охрипшим вдруг голосом:

— С возвращением тебя, Повелитель Звезд, наш друг! Мы тебя дожидались.

— Я встретил… я разговаривал с…

Могиен поднял руку, останавливая его.

— Ты вернулся; я радуюсь твоему возвращению. Мы продолжаем наш путь на юг?

— Конечно, продолжаем.

— Хорошо.

И Роканнон почему-то не удивился, что Могиен, который столько времени до этого был вожаком, теперь говорит с ним как менее знатный властитель с более знатным.

Могиен свистнул в свой беззвучный свисток, и они стали ждать и ждали долго, но крылатые кони так и не появились. Путники покончили с последними остатками очень сытных сухарей фииа и возобновили спуск. Согревшийся в герметитовом костюме, Яхан чувствовал себя лучше, и Роканнон настоял на том, чтобы он пока не снимал костюм. Хотя молодому ольгьо, чтобы силы по-настоящему к нему вернулись, нужны были пища и хороший отдых, продолжать путь он уже мог, а это было необходимо: красный рассвет предсказывал ухудшение погоды. Трудным спуск не был, но был медленным и отнимал много сил. Поздним утром, взмыв из лесов далеко внизу, появился серый крылатый Могиена. Они навьючили на него седла, сбрую, меховые шкуры — все, что несли, и тот поднялся в воздух и стал летать то выше, то ниже, то на одном уровне с ними и время от времени (возможно, зовя своего полосатого товарища, все еще охотившегося или пировавшего в лесах) вопил пронзительно.

Примерно в полдень они достигли очень трудного участка — огромного выхода гранита; перебраться через него они могли, только связав себя одной веревкой.

— Возможно, поднявшись на крылатом, ты нашел бы для нас лучшую дорогу, чем эта, — сказал Могиену Роканнон. — Как жаль, что второй до сих пор не прилетел!

Почему-то у него было чувство, что надо торопиться; ему хотелось поскорее покинуть этот голый серый склон горы и укрыться под деревьями.

— Второй был очень усталым, когда мы его отпустили, — отозвался Могиен, — и, может быть, ему до сих пор не удалось ничего для себя поймать. Мой, когда мы летели через перевал, нагружен был меньше. Я посмотрю, что по ту сторону гранитного выступа. Может, перенести разом нас троих на расстоянии нескольких полетов стрелы у моего крылатого хватит сил.

Могиен свистнул, и серый с покорностью, до сих пор изумлявшей Роканнона в животном столь большом и столь плотоядном, сделал в воздухе круг и опустился около них. Могиен одним движением вскочил на него, пронзительно крикнул, взмыл на нем в воздух, и по золотым волосам скользнул последний луч дневного светила, успевший прорваться сквозь утолщающиеся на глазах нагромождения облаков.

По-прежнему дул пронизывающий, холодный ветер. Яхан съежился в каменной выемке, глаза его были закрыты. Роканнон сидел и смотрел в даль, на самом удаленном краю которой он скорее угадывал, чем видел блеск моря. Он не разглядывал огромный туманный ландшафт, появлявшийся и исчезавший между проплывающих облаков, а смотрел в одну точку на юго-юго-востоке. Закрыл глаза. Прислушался… и услышал.

Странный дар получил он от обитателя пещеры, хранителя теплого источника на этих безымянных горах; дар, которого, из всех мыслимых, он меньше всего для себя желал бы. Там, в темноте, у бьющего из глубин ключа, он был обучен особому уменью, которое его соплеменники и люди Земли наблюдали у других разумных видов, но которое у них самих, за редчайшими исключениями, да и то только в форме коротких всплесков, абсолютно отсутствовало. Держась как за якорь спасения за свою человеческую сущность, он в страхе отринул обладание во всей полноте той силой, которой обладал и которую предлагал хранитель родника. Что в Роканноне от этой встречи осталось, так это способность «слышать» представителей одного разумного вида, способность «слышать» из голосов всех миров один голос — голос его врага.

Когда Кьо был с ними, Роканнон усвоил от него начатки общения без помощи слов; но он не хотел узнавать мысли своих товарищей, когда те об этом даже не подозревают. Там, где есть верность и любовь, понимание должно быть всегда взаимным.