Билл, герой Галактики (Сборник американской фантастики)

— Надо кончать дело, — распорядился Литвак, распахивая дверь. Он передал Биллу молоток, а сам из какого-то укромного местечка в своем отрепье вытащил ножовку, с помощью которой атаковал трубу. Металл был тверд, и уже через минуту Литвак покрылся потом и выдохся.

— Теперь давай ты, — крикнул он Биллу. — Пили изо всех сил, потом я тебя сменю. — Трудясь поочередно, они меньше чем через три минуты перепилили трубу. Литвак спрятал ножовку и снова взялся за молоток. — Приготовиться! — сказал он и, поплевав на ладони, нанес трубе сильнейший удар.

Двух ударов хватило, чтобы верхняя часть перепиленной трубы согнулась, отойдя от места соединения с торчавшим из пола отрезком, из которого наружу тут же полезла бесконечная лента склеенных концами зеленых сарделек. Литвак схватил конец этой ленты, швырнул его за спину Билла и стал наматывать вокруг его туловища и плеч, поднимаясь все выше и выше. Сардельки достигли уже уровня глаз Билла, так что он смог читать надписи, сделанные белыми буквами на травянисто-зеленой оболочке: «Хлоро-Филлы», «В каждой сардельке бездна солнечного света», «Конские колбаски повышенного качества», «В следующий раз обязательно требуйте сосиски Доббина».

— Довольно! — простонал Билл, пошатываясь под тяжестью груза. Литвак оборвал ленту и начал наматывать ее на собственные плечи, как вдруг поток скользких зеленых сарделек иссяк. Литвак вырвал из трубы несколько последних звеньев ленты и бросился к двери.

— Тревога объявлена, сейчас начнется погоня! Надо уходить, пока полиция не сцапала! — Он пронзительно свистнул, и оба стоявших на стреме присоединились к ним. Банда помчалась стрелой. Билл с непривычки и под тяжестью груза сарделек спотыкался все время, пока длился этот кошмарный бег по туннелям, лестницам, осклизлым трубам, винтовым переходам и пока они не достигли покрытой толстым слоем пыли зоны, где на большом расстоянии друг от друга тускло светили лампочки. Литвак поднял решетку люка в полу, и они один за другим спрыгнули вниз и начали ползком пробираться вдоль кабелей, проложенных в узкой трубе, видимо, соединявшей два городских уровня. Шмутциг и Спорко ползли за Биллом, подбирая сардельки, соскальзывавшие с его плеч, которые ломило от изнеможения и тяжести неудобного груза. Наконец, через смотровую решетку они достигли своего ничем не освещенного убежища, где Билл так и рухнул на замусоренный пол. С криками жадности бандиты сорвали с Билла его ношу, через минуту в железной корзине для мусора уже горел костер, а на вертеле поджаривались зеленые колбаски.

Божественный запах жареного хлорофилла привел Билла в чувство, и он с любопытством огляделся. При мерцающем свете костра он разобрал, что находится в колоссальном помещении, стены и потолок которого скрываются во мгле. Мощные колонны держали на себе потолок и последующие этажи, а пространство между колоннами заполняли груды какого-то хлама. Старик Спорко подошел к одной из куч и взял из нее что-то. Билл увидел, что это была связка бумаг, которую Спорко бросил в костёр. Один из листков упал возле Билла, и, прежде чем сунуть его в огонь, Билл разобрал, что это какой-то пожелтевший от времени правительственный документ.

Хотя Билл в прошлом относился к хлорофиллам с полным равнодушием, сейчас он ими прямо-таки наслаждался. Аппетит — хороший повар, а горелая бумага придавала сарделькам оригинальный привкус. Воры запивали колбаски отдающей ржавчиной водой, которую брали из банки, подставленной под трубу, откуда постоянно бежала тоненькая струйка, и были счастливы, как короли. Как все-таки прекрасна жизнь, думал Билл, вытаскивая из огня колбаску и дуя на нее, — хорошая еда, недурное питье, добрые друзья. Свобода!

Литвак и старик уже спали на подстилках из обрывков бумаги, когда к Биллу подсел Шмутциг.

— Ты где-нибудь тут не видал моего удостоверения личности? — спросил он громким шепотом, и Билл понял, что тот безумен. Огонь бросал яркие блики на треснувшие стекла очков Шмутцига, Билл заметил, что оправа их серебряная, и сообразил, что очки очень дорогие. Вокруг шеи Шмутцига, наполовину скрытые нечесаной бородой, шуршали остатки крахмального воротничка и висели обрывки некогда красивого галстука.

— Нет, не видал я твоего удостоверения, — ответил Билл. — Больше того, я и своего-то не видел с тех пор, как Первый сержант забрал его и позабыл вернуть. — У Билла снова пробудилась жалость к себе, а мерзкие сардельки свинцовой тяжестью легли на желудок. Шмутциг на ответ не обратил внимания, находясь во власти гораздо более интересной для него мономании.