Билл, поскольку он не был прикован к общей цепи, пополз на разведку. Вражеские позиции были слабы, и он нашел место, казавшееся наиболее удобным для прорыва. Затем, прежде чем вернуться к своим, он вытащил из кармана крепкую бечевку, которую заранее снял с продовольственного ящика, сделал чуть повыше колена турникет, закрутил его как можно туже, а потом проглотил таблетки. Затаившись за густыми кустами, он крикнул своим:
— Прямо, потом круто направо. Сворачивать возле вон той группы деревьев. Вперед-арш!
Билл вел их, пока не показались первые окопы. Тут он крикнул — Кто идет? — и бросился в густые кусты. — Чинжеры! — заорал он и сел, прислонившись к дереву. Потом тщательно прицелился и отстрелил себе правую ступню.
— Скорее! — вопил он. Раздался треск ветвей — это испуганные солдаты ломились сквозь кустарник. Билл отшвырнул пистолет, сделал несколько выстрелов из винтовки и с трудом поднялся на ноги. Теперь атомная винтовка исполняла роль костыля. Ковылять было трудно, но и идти было недалеко. Двое солдат, надо думать, новички, иначе они были бы умнее, выскочили из окопов ему на помощь.
— Спасибо, братва, — простонал Билл, падая на землю. — Все-таки страшная штуковина эта самая война.
Эпилог
Бравурные звуки военной музыки отражались от склона холма, бились о скалистые выступы и замирали в зеленой тени деревьев. Из-за поворота дороги, гордо печатая шаг, вышла маленькая торжественная процессия, ведомая блистательным роботом-оркестром. Солнце горело на его сочленениях, золотые зайчики отскакивали от меди начищенных инструментов, на которых азартно наяривал робот. В его кильватере шел небольшой отряд отборных механизмов, а арьергард составляла одинокая фигура седого сержанта-вербовщика, побрякивавшего несколькими рядами медалей. Дорога была ровная, но сержант вдруг споткнулся, оступившись. Он выругался с той замысловатостью, которая достигается лишь многими годами службы.
— Стой! — скомандовал он. Маленький отряд повиновался,
а сержант прислонился к каменной ограде поля и задрал правую штанину. Он свистнул одному из роботов, и тот быстро подкатил, протягивая ящик с инструментами. Сержант вынул из ящика большую отвертку и закрепил болт на искусственной ноге. Затем выдавил на шарнир несколько капель из масленки и опустил штанину. Выпрямился и увидел за оградой робомула, тянувшего плуг по борозде, и крепкого крестьянского парнишку, управлявшего упряжкой.
— Пива! — гаркнул сержант. — Пива и «Элегию космонавтов»!
Робот-оркестр виртуозно повел мягкую мелодию старинной
песни, а к тому времени, как робомул закончил борозду, на ограде уже стояли две покрытые изморозью литровые кружки пива.
— Славная мелодия, — сказал паренек.
— Хочешь пивка? — предложил сержант, насыпая в одну кружку белый порошок из спрятанного в рукаве пакетика.
— С нашим удовольствием, сегодня жарче, чем в чер…
— Ну, скажи «в чертовом пекле», сынок.
— Мама не велит браниться. Какие у вас большие зубы, мистер!
Сержант клацнул зубами.
— Такой взрослый парень обязательно должен иногда выругаться. Если бы ты был солдатом, то мог бы поминать черта хоть сто раз на дню, коль есть такое желание.
— Не думаю, что мне захотелось бы… — Парнишка покраснел под своим густым загаром. — Спасибо за пиво, надо пахать. Мама не велит мне разговаривать с солдатами.
— Твоя мать совершенно права. Большинство из них — грязная пьяная сволочь и ругатели. Слушай, а ты не хочешь посмотреть снимок последней модели робомула, которая может работать тысячу часов без смазки? — Сержант протянул руку, и робот вложил в нее портативный проектор.
— Ой, как интересно! — Парнишка прильнул к проектору и еще больше прокраснел. — Это же не мул, мистер, это девчонка и даже без одежки…
Сержант протянул руку и нажал на кнопку на крышке аппарата. Что-то щелкнуло, и парнишка замер как завороженный. Ни один его мускул не дрогнул, пока сержант вынимал из его парализованных пальцев проектор.
— Возьми перо, — сказал сержант, и пальцы мальчика послушно сжали ручку. — Теперь подпиши эту форму там, где сказано «подпись рекрута». — Перо заскрипело, но тут воздух прорезал чей-то жалобный крик.
— Чарли!!! Что вы делаете с моим Чарли!!! — причитала древняя, совершенно седая старуха, ковыляя к ним с холма.
— Теперь твой сын — доблестный солдат Императора, — сказал сержант и махнул роботу-портному.
— Нет, ради Бога, нет! — умоляла женщина, цепляясь за руку сержанта и орошая ее слезами. — Одного сына я уже потеряла; неужели же этого мало! — Сквозь слезы она внимательно вгляделась в сержанта. Еще пристальнее… — Но… вы… ты же мой сын! Мой Билл вернулся домой! Даже с этими зубами, шрамами и с этой черной рукой, с этим протезом ноги я узнала тебя, мой мальчик!
Сержант хмуро взглянул на женщину.
— Может, ты и права, — сказал он. — То-то мне этот Фигеринадон показался знакомым…
Робот-портной уже заканчивал работу. Мундир из алой бумаги горел под лучами солнца, сапоги из молекулярной пленки сверкали.
— Стано-вись! — гаркнул Билл, и рекрут перелез через стенку.