Билли Батгейт

Они провели наедине друг с другом двое суток. Только на третье утро, ближе к полудню, я увидел, как они выходили из отеля. Держась за руки. Я боялся, как бы мистер Шульц не заметил, что я жонглирую, стоя среди местных мальчишек на тротуаре. Но, кроме нее, он ничего не замечал, он помог ей сесть в «паккард», пока Микки держал дверцу, и нырнул вслед за ней. По выражению лица мистера Шульца я понял, что два дня и две ночи, проведенные в постели с мисс Дрю, заметно подняли ее акции в его глазах. Когда они уехали, мне пришло в голову, что, если она хочет остаться в живых, обладая смертельно опасной информацией, лучшего способа и не придумаешь. Впрочем, это ерунда — она была такой легкомысленной, что собственная смерть ее не занимала.

На второй день вечером меня ждало развлечение, я получил приглашение на ужин в столовую отеля, мы все устроились за большим круглым столом: мисс Лола, мисс Дрю, — по правую руку мистера Шульца, Аббадабба Берман — по левую, все остальные — Лулу, Микки-водитель, Ирвинг и я — веером напротив него. Мистер Шульц был в прекрасном расположении духа, и мне показалось, что все остальные члены банды тоже обрадовались встрече, так что, похоже, не один я скучал по дому.

За двумя-тремя столами сидели пожилые пары, бросавшие на нас взгляды и потом склонявшиеся друг к другу, чтобы обменяться впечатлениями; в окнах столовой появлялись и исчезали лица любопытствующих прохожих; в дверях каждую минуту возникали дежурный администратор и пожилой цветной коридорный; они улыбались и смотрели на нас так, словно хотели убедиться, что мы еще здесь. Мистеру Шульцу все это очень нравилось. «Дорогая, — позвал он официантку, — скажи-ка нам, чем богаты ваши погреба»; просьба показалась мне странной, она ответила, что у них есть только нью-йоркское вино «Тейлор» в бутылках «с винтом», отчего он засмеялся, словно знал все заранее; официантка, пухлая прыщавая девушка в форме, которую я видел в кафе Шрафта на Фордэм-роуд — черное платье, отороченное белой лентой, и маленькая накрахмаленная шапочка на голове, — почему-то очень нервничала, постоянно все роняла, наливала бокалы по самый край и, казалось, вот-вот расплачется и убежит. Мистера Шульца это не смущало, он заказал две бутылки красного нью-йоркского вина «Тейлор». Даю голову на отсечение, что Лулу и Микки предпочли бы пиво, раз уж нет крепких напитков, но промолчали. Галстуки им тоже были не по душе. «За правосудие», — сказал мистер Шульц, поднимая свой бокал и притрагиваясь им к бокалу мисс Лолы, мисс Дрю, которая, взглянув на него, рассмеялась приятным горловым смехом, будто он шутил, и мы все чокнулись, даже я своим молоком.

Наш стол стоял посередине комнаты, прямо под люстрой с голыми лампочками, которые придавали всему вид одновременно неясный и ослепляющий, поэтому трудно было сказать, как выглядел каждый, а так хотелось увидеть, как выглядят люди после двух суток сумасшедшего траханья; мне нужны были хоть какие-нибудь факты, зацепки, намеки, которыми я мог бы в воображении кормить мою отвлеченную ревность, но их не было, по крайней мере, при таком освещении; особенно трудно было увидеть лицо мисс Лолы, мисс Дрю, она была так прекрасна в ореоле своих стриженых золотистых волос, глаза ее были такие зеленые, а кожа так ослепительно бела, что смотреть на нее было все равно как на солнце: сияние слепит и сразу же приходится отводить взгляд. Все ее внимание было приковано к мистеру Шульцу, стоило ему заговорить, и она тут же поворачивалась к нему, будто глухонемая, которая читает по губам.