Билокси-блюз

Юджин. Тогда ты начинай, а я потом подключусь.

Ровена, Ты не знаешь, как это делается?

Юджин … Знаю — в теории, мне брат объяснял.

Ровена. Свет погасить, или оставить?

Юджин. Уж лучше бы мне совсем завязать глаза… О, господи!..

7 эпизод

Музыка. Воскресенье ночью. Высвечивается казарма, На койках СЭЛРИДЖ, КАРНИ и АРНОЛЬД. ВИКОВСКИИ ходит по комнате с дневником Юджина. Лежа на животе, КАРНИ читает письмо. АРНОЛЬД — углубился в затрепанный томик Кафки.

Виковский. Просто не верится, чего только не написал о нас этот прохвост. Нет, вы только послушайте. «Каким бы сумасшедшим ни был сержант Туми, в его безумии есть своя система. Он побеждает в этой игре. Каждый день мы теряем частицу своей независимости, становимся вое более послушными и похожими на роботов. И тот кто еще совсем недавно был умным и мыслящие человеком, превратился в круглого идиота, одетого в хаки. Вчера перед всем взводом он буквально заставил Эпштейна открутить верхушку своего черепа и вынуть свои мозги».

Арнольд(не отрываясь от книги). Я обманул его. Я вынул одну только слизистую оболочку.

Виковский. (продолжая читать). «И борюсь изо всех сил, чтобы сохранить свою личность, и единственное время, когда я принадлежу себе; своему я; — это в глубокой ночной тишине». (Входит ХЕННЕСИ.)

Хеннеси. Уф, ну и уикенд. Как, ребята, дела?

Виковский. Привет, Хеннесн. Ты только послушай. О тебе здесь тоже идет речь.

Хеннеси, А что это? (Развязывает галстук.)

Виковский. ЛИЧНЫЕ И ТАЙНЫЕ МЕМУАРЫ ИЙИНА ЭМ.ДЖЕРОМА.

Хеннеси, Он позволил тебе их читать?

Виковский. Нет, но когда мы закончим чтение, мы спросим его, считает ли он свой поступок порядочным?

Хеннеси. Ты не имеешь права читать. Это все равно, что вскрывать чужие письма.

Виковский. Чушь! Здесь же все говорится о нас. Вся подноготная. Это же прямо газетная хроника!

Арнольд(не отрываясь от книги). Газетная хроника — это преданый гласности, опубликованный издательством материал. Неопубликованные мемуары — это личная собственность автора, недоступная посягательству.

Виковский Раньше я думал, что все евреи — врачи. Не знал, что есть среди них также и адвокаты.

Арнольд. А я уже больше не еврей, Виковский.

Виковский. И кто ж ты теперь?

Арнольд. Католик. Со вчерашнего дня… Через полгода надеюсь стать пастором. Первое, что я сделаю в качестве дани святому отцу, я отлучу тебя от церкви. А пока отвяжись!

Сэл. Вот это здорово! Очень смешно. Евреи действительно остроумны. Эпштейн, ты начинаешь мне нравиться.

Виковский(злясь). Ребята, вы будете слушать или нет?

Хеннеси. Я. лично, не буду. (Собирается уйти в туалет Эпшейну.) А я-то думал, Эпштейн, что ты Юджину друг.

Арнольд. Зачем он оставил свой сундук открытым. Как мог он бросить такую интимную вещь? Его поступок абсурден, Абсурд меня не интересует.

Хеннеси. Тогда передай Юджину, что я в этом участия не принимал. Слышишь?

Сэл(Виковскому) Продолжай… Ты остановился… «В глубокой ночной тишине…»

Виковский. (продолжая) Ночью ты слышишь как они дышат во сне, и тогда их борения, страхи становятся более явственными, чем в часы бодрствования… Однажды ночью я услышал, как во сне вскрикнул Сэлридж. Он выкрикнул имя «Луиза». Кто такал Луиза — его девушка, или мать?..

Сэл. Вот бред…

Виковский. А кто такая, Луиза?

Сэл. Ну, моя мать. Нет, у него башка набита опилками… Я свою мать никогда не называл Луизой.

Виковский. Бедный мальчик, увидел во сне свою мамочку — соскучился, видно… (Продолжает читать.)

Карни. Я не желаю больше этого слушать. Противно, когда за человеком следят.

Виковский. Вот паршивец! Послушайте, что он написал обо мне.

Из города возвращается ЮДЖИН.

Сэл. Это он прячь скорей!

ВИКОВСКИЙ бросает тетрадь под кровать, делает вид, что поглощен игрой в карты с Сэлриджем. Входит ЮДЖИН. У него развязная походка широкая, самодовольная улыбка.

Юджин. Привет, ребята!

Они не поднимают головы; что-то бормочут в знак приветствия и возвращаются к прерванным занятиям. ЮДЖИН ждет расспросов о своих похождениях в Билокси. Но все молчат.

Как прошел уикенд? Хорошо погуляли?

Карни. Отлично.

Виковский. Превосходно.

Сэлриж. Как нельзя лучше.