Биография Бога: Все, что человечество успело узнать

В прошлом Церкви удавалось во многом контролировать потоки идей и информации. Однако с середины XVI века книги и трактаты росли как грибы после дождя. У цензуры просто не доходили до всего руки.

В Испании Тереза Авильская, Иоанн Креста и другие католические деятели модернизировали монашеские ордена, попытавшись искоренить суеверия и сомнительные обычаи, а также сделать духовный поиск более систематическим и менее зависимым от прихотей неопытных духовников. Мистики новой эпохи должны знать, чего им ожидать и как справляться с опасностями и подводными камнями внутренней жизни, как правильно управлять своей духовной энергией. Яркий представитель этого делового подхода – бывший солдат Игнатий Лойола (1491—1556), основатель Общества Иисуса. Его «Духовные упражнения» дают систематические указания для тридцатидневного ритрита. Это своего рода «ускоренный курс» по мистике, призванный сделать каждого иезуита динамической силой в мире. Подобно иберийским первопроходцам, иезуитские миссионеры распространились по всему миру: скажем, Франциск Ксаверий (1506—1552) проповедовал в Японии, Роберт ди Нобили (1577—1656) – в Индии, а Маттео Риччи (1552—1610) – в Китае.

К сожалению, и обновленная Католическая церковь, и новые протестантские деноминации поддались иконоборчеству Нового времени, вечному желанию разрушать оставленное позади. В Католической церкви позитивным деяниям Тридентского собора сопутствовали ужасы инквизиции. Протестанты, вычитав в Ветхом Завете запрет на кумиры, восприняли его как призыв избавляться от статуй и фресок. Лютер метал громы и молнии в адрес папы, турок, евреев, женщин и непослушных крестьян. Деятели протестантской Реформации вроде бы разрешали людям читать и толковать Библию самостоятельно, но попробуй только «прочесть» ее не так, как они! Лютер призывал сжигать все «еретические» книги. Кальвин и Лютер считали нормальным казнить диссидентов. Протестантская Реформация была религиозной, но созданные ей разделения ускорили процесс обмирщения и рост национализма. Чтобы поддерживать какой-никакой порядок, князьям приходилось дистанцироваться от сумятицы, созданной раздором церквей и деноминаций, чья политическая власть ослабла. Когда новорожденная нация боролась за политическую независимость от Рима, она формировала свою идентичность, делая выбор в сторону католичества и протестантизма, – нонконформисты же часто преследовались как политические диссиденты и предатели.

Вступив в Новое время, Запад стал разрываться между агрессивным догматизмом и смиренной гуманностью, признававшей границы знания. Уильям Шекспир (1564—1616) в своих пьесах исследовал самые разные проявления человеческой натуры. Он разделял ренессансное понимание роли контекста: идеи, обычаи и поведение неразрывно связаны с конкретными обстоятельствами, а потому их невозможно судить с чисто объективной, теоретической точки зрения. Человеческие поступки не всегда мотивированы рациональными соображениями. Часто людей застают врасплох бессознательные и эмоциональные импульсы, в которых нет ничего практичного и эффективного. Главный герой «Гамлета», с которым читатели обычно идентифицируют себя, терзается и мечется, не способный разобраться в своих сомнениях и понять, как ему решить самые важные и неотложные вопросы. В «Отелло» беспричинное с виду коварство Яго не вяжется с упрощенными представлениями о добре и зле. Шекспир давал понять, что люди – загадка и для себя, и для других. Пытаться манипулировать ими или навязывать им определенное поведение контрпродуктивно и может привести к бедам.

На свой лад это выражал французский писатель Мишель де Монтень (1533—1592), скептически относившийся к любым притязаниям на истину в последней инстанции. В своей знаменитой и насмешливой «Апологии Раймунда Сабундского» Монтень дивится интеллектуальной уверенности Раймунда. Этот испанский богослов XV века был убежден, что можно получить все необходимые сведения о Боге, спасении и человеческой жизни из изучения природы. Однако Монтень считал разум слепым и хромым, и на такие свершения не способным. Людей можно убедить в чем угодно, если преподнести им достаточно привлекательный аргумент. Впрочем, Монтеня не удручала неспособность обрести твердую почву под ногами. Со своим скептицизмом ему жилось легко, и он получал удовольствие от многообразия окружающей жизни. Подобно ренессансным гуманистам, он не хотел судить мир, который с каждым днем делался все более сложным. Сам себя он считал добрым католиком, но в свете новых открытий, непрестанно являвших границы человеческого понимания, считал попытки навязать ортодоксию глупым и нечестным чванством.

...