Биография Бога: Все, что человечество успело узнать

Спасение Лютер обрел в оправдании только верой. Человек не может спастись собственными заслугами (правильными делами и ритуалами), но если у него есть вера, Христос облачит его в собственную праведность. Соответственно, если мы хорошо себя ведем, это результат, а не причина божественного благоволения. Идея, надо сказать, не оригинальная, а занимавшая достойное место в католичестве. [588] Однако Лютер заново открыл для себя слова из Послания к Римлянам: «Праведный верою жив будет». [589] Слова апостола Павла потрясли его. Впоследствии он признавался: «Я чувствовал себя так, словно заново родился, словно уже вошел в открытые ворота рая». [590] Вывод, который Лютер сделал из данной фразы, пожалуй, изумил бы Павла, но зато он отвечал на подсознательные желания поколения, которое сочло традиционные обычаи пустыми и ненужными. [591]

Социальные потрясения привели к тому, что многие люди чувствовали себя дезориентированными и потерянными. Тем более, они не видели всей картины, не понимали еще, куда движется общество. Старая мифология, дававшая упорядоченность и смысл жизни их отцам и дедам, рассыпалась. Далеко не только Лютера посещало чувство бессилия. До своего обращения к новому духовному ви´дению Цвингли и Кальвин также пережили парализующую беспомощность перед тяготами человеческого существования и пришли к мысли, что ничего не могут сделать для собственного спасения. Соответственно, все деятели Реформации подчеркивали неограниченную суверенность Бога. Эта концепция будет очень важна в Новое время и повлияет на научную революцию. [592]

Абсолютная власть Бога означала, что лишь Бог может изменить ход событий. Людям же остается полагаться на его безусловное могущество. Когда Цвингли подхватил чуму, унесшую четверть населения Цюриха, он знал, что бессилен помочь себе. «Делай, как Тебе угодно, ибо я не испытываю недостатка ни в чем, – молился он, – я твой сосуд, который в Твоей власти восстановить или разбить». [593] Молодой Кальвин ощущал себя столь порабощенным институциональной церковью, что не хотел и не мог освободиться самостоятельно. Для перемен потребовалось то, что он считал божественным вмешательством: «Наконец, Бог повернул меня в другом направлении сокрытой уздой промысла своего… неожиданным обращением к послушанию он укротил ум, упиравшийся годами». [594]

Однако под оправдывающей верой Лютер имел в виду не совсем то, что под ней сплошь и рядом имеют в виду сейчас. Речь шла о полном доверии абсолютной силе Божьей. В одной из проповедей он объяснял: «Вера не требует информации, знания и уверенности, но полной покорности и радостного упования на неиспытанную и неведомую благость Бога». [595] По словам Лютера, «не заслуживает называться теологом тот человек, который рассматривает невидимую сторону Бога, как если бы она была абсолютно видимой». [596] Вера не только не дает ясности видения, но и приносит «своего рода мрак, в котором ничего не видно». [597] Естественное богословие Скота и Оккама было чуждо Лютеру, и он ни на секунду не задумывался, что исследование вселенной или естественное рассуждение способны дать истинное познание Бога. Доказывать бытие Божье бесполезно и потенциально опасно: если слишком углубляться в размышления о неизреченном могуществе Божьем, правящим мирозданием, можно впасть в страх и отчаяние. [598] И все-таки, при всех ее духовных мотивах, эта сознательная десакрализация космоса была шагом к обмирщению. Это подготовит путь научному подходу, при котором мир будет исследоваться уже без оглядки на божественное. [599]

Лютеровская опора «только на Писание» увеличила роль слова в теологии. Успех деятелей Реформации был многим обязан изобретению печатного станка, который не только помогал распространять новые идеи, но и изменил взаимоотношения с текстом. Отныне в людских умах слово заменит образ и икону, что сделает теологию велеречивее. [600] На ритуалы стали смотреть косо: дескать, ими желают стяжать «заслуги», что в лучшем случае бесполезно, а в худшем – кощунственно. [601] Лютеранские кирхи сохранили многие из традиционных церемоний, облачений, изображений, скульптур и икон в алтарях, а также органную музыку и гимны. Немецкая Реформация даже повлекла за собой возникновение новой традиции церковной музыки, вершиной которой станет Иоганн Себастьян Бах (1685—1760). Это придаст трансцендентное измерение прозаическим речениям на родном языке. Однако в кальвинистской традиции от картин и статуй избавились, церковную музыку безжалостно упростили, а обряды упразднили, решив совершать богослужение экспромтом.

...

Все деятели Реформации подчеркивали неограниченную суверенность Бога.