Биография Бога: Все, что человечество успело узнать

...

Наука позволяла овладевать природой. Люди ощущали все большую и большую уверенность в будущем. Некоторые европейцы начали страховать свою жизнь.

Чтобы идти в ногу со временем, религии необходимо было меняться. Поэтому философы Просвещения изобрели новую форму теизма, полностью основанную на разуме и ньютоновской науке. Эту форму они назвали деизмом . Неправда, что деизм – без пяти минут безбожие. [731] Деисты были далеко не равнодушны к Богу, а религиозными вопросами прямо-таки одержимы. Подобно Ньютону, они полагали, что отыскали первозданную веру. Свою рациональную религию они распространяли почти с миссионерским рвением, проповедуя спасение через знание и образование. Невежество и суеверие сделались в их глазах новыми первородными грехами. Богословы Мэтью Тиндл (1655—1733) и Джон Толанд (1670—1722) на Британских островах, философ Франсуа-Мари Аруэ Вольтер (1694—1778) во Франции, ученый и философ Вениамин Франклин (1706—1790) и политик Томас Джефферсон (1743—1826) в Америке, – все они стремились поставить веру под контроль разума. Философы Просвещения хотели, чтобы каждый человек усвоил научные истины и научился правильно мыслить и рассуждать. [732] Вдохновясь ньютоновской концепцией вселенной, управляемой неизменными законами, они не принимали Бога, который вмешивается в природу произвольным образом, творя чудеса и являя «тайны», недоступные разуму.

Вольтер дал определение деизму в своем «Философском словаре» (1764). Подобно Ньютону, он считал, что истинной религии подобает быть «легкой», а ее постулатам – ясными и понятными. И прежде всего, она должна отличаться терпимостью. Вольтер задается вопросом, какую религию считать «наименее скверной».

...

Не самую ли простую? А может быть, ту, что учила бы в большом объеме морали и очень мало – догматам? Ту, что стремилась бы сделать людей справедливыми и не превращала бы их в глупцов? Ту, что не повелевала бы верить в невероятные вещи, противоречивые и оскорбительные для божества, а также опасные для человечества, и не угрожала бы вечными карами любому обладателю здравого смысла? Не явится ли такой религией именно та, что не будет поддерживать веру с помощью палачей и не станет заливать кровью Землю во имя непостижимых софизмов?.. Та, что будет учить одному только поклонению Богу, справедливости, терпимости и человечности? [733]

На европейском деизме были слишком заметны шрамы, оставленные богословскими препирательствами и насилием Реформации и Тридцатилетней войны, – ему был присущ антиклерикализм, но отнюдь не враждебность к религии. Деисты нуждались в Боге. Как сказал Вольтер, если бы Бога не было, его следовало бы выдумать.

В Просвещении достигла кульминации ментальность, которая начала складываться уже давно. Она основывалась на механистической науке Галилея, стремлении Декарта к автономной уверенности и космических законах Ньютона. За ней стояла новообретенная философская уверенность, что достигнут ясный путь осмысления мира, и этот путь лежит через разум. Да, философы считали, что все можно объяснить естественными процессами и научным исследованием: религию и общество, историю и человеческий мозг. Но их рациональная идеология полностью зависела от бытия Божьего. Атеизм, каким мы знаем его в наши дни, был интеллектуально невозможен. Вольтер считал его «опасным чудищем», но считал, что теперь, когда найдены решающие доказательства существования Бога, в мире «меньше атеистов, чем когда бы то ни было». [734] С точки зрения Джефферсона, ни один нормальный человек не может отрицать высшей силы, глядя на удивительное строение атомов. [735] «Если восхищаться философами, которые открыли небольшую часть Премудрости, создавшей все, – считал Коттон Мейтер, – нужно быть слепым, чтобы не восхититься самой Премудростью». [736] Наука не может объяснить свои открытия без Бога; Бог есть необходимость не только богословская, но и научная. Не верить в Бога столь же нелепо, сколь не верить в земное притяжение. Отказываться от Бога, значит, отказываться от единственного убедительного и научного объяснения мира.