Спустя всего одно поколение после Фомы и Бонавентуры в представлениях о Боге намечается сдвиг. Связан он, прежде всего, с фигурой Иоанна Дунса Скота (1265—1308), францисканского философа, который собирал большие аудитории на свои лекции в Оксфорде. [510] Скот критиковал теологию Фомы, которая, по его мнению, делала невозможным сказать о Боге нечто осмысленное. Скот был убежден: если нечто существует, разум способен доказать его существование. И к адекватному пониманию Бога можно прийти с помощью одних лишь природных способностей. Это руководящий принцип философии Скота, критерий, который для него определял истинность и ложность идей. Однако такая «естественная теология» возможна лишь в том случае, если мы знаем, что имеем в виду, когда говорим, что «Бог есть». С точки зрения Скота, слово «сущее» унивокально
: оно имеет один и тот же базовый смысл независимо от того, применяется к Богу, или людям, горам, животным или деревьям. Как мы знаем, Фома считал, что применительно к Богу можно использовать такие понятия, как «мудрый», «благой», «сущий», лишь аналогически. [511] Однако Скоту это казалось мало. По его мнению, некоторые предикаты очевидно неприменимы к Богу (например, «толстый» и «усталый»), но если такие понятия, как «сущее», «благой» и «мудрый», не унивокальны Богу и тварям, то никакого представления о Боге вовсе нельзя составить. А этого не может быть. [512] Языческие и христианские философы соглашались, что Бог есть Сущее (в каком-то смысле слова), и расходились лишь в понимании этого Сущего. Когда они говорили, что Бог «существует», они имели в виду одно и то же, пусть даже язычник мог считать Богом огонь, а христианин отрицать это. Фома Аквинский счел бы подобные рассуждения без пяти минут идолопоклонством: если считать Бога (в каком-то смысле) одним из существ, на него легко начать проецировать собственные идеи и создать божество по своему образу и подобию. Однако Скот возражал, что в своем понимании Бога можно исходить из знания тварей. Из опыта мы знаем, что такое «сущее» и «мудрый». Применяя же эти понятия к Богу, мы лишь очищаем их от всякого несовершенства и ограничения. А затем «приписываем их высшему совершенству, и в этом смысле – Богу». [513] Да, Бог беспределен, а его творения – нет, но разница здесь лишь в степени существования: Бог обладает более интенсивным существованием (как, скажем, ярко-красный свет краснее, чем розовый, но оба они «красноватые»). Между Богом и его созданиями нет онтологической пропасти. Все они «существуют», хотя Бог обладает наибольшим существованием.В Новое время критики обвиняли Скота в том, что у него Бог теряет свою трансцендентность и превращается в улучшенную версию человека. [514] В противовес возражению, что он рассматривает бесконечность Бога всего лишь как продолжение конечного, сам Скот говорил, что совершенная бесконечность не имеет составной характер, и к ней ничего нельзя добавить. [515] Однако он отказывался от традиционной апофатической оговорки и настаивал, что мы можем знать о Боге довольно многое «в описательном смысле». [516] Это было уже хождение по краю. Впрочем, Скот нашел много подражателей в своем стремлении к ясному и четкому богословскому языку и опоре на несомненные и доказуемые основы.
Вкус Скота к естественной теологии, чуть ли не с научной основой, отражал фундаментальные перемены в богословском образовании. В 1277 году, спустя всего три года после смерти Фомы, католические иерархи Франции осудили 217 тезисов, в числе которых были учения Фомы. [517] Это был удар по аристотелианству. Возникло опасение, что аристотелевская физика ограничивает суверенную силу и свободу Божью: если Бог должен сообразовываться с аристотелевскими природными законами, то он не всемогущ. [518] Ясно, что Бог уже начал мыслиться как всего лишь одно из
существ, одна из частей мироздания, для которой подобное противоречие и впрямь невозможно. Судя по запретам 1277 года, некоторые теологи выступали против этой тенденции и утверждали, что Бог может сделать все, что хочет. Хотя еще Аристотель говорил, что природа не терпит пустоты, Бог может выстроить вселенную в одну прямую линию и оставить пустоту вокруг; Земля необязательно должна быть центром мироздания, и Бог может создать безграничное число миров. Как заметил английский францисканец Уильям Оккам (1285—1349), Бог смог бы даже спасти человечество, спустившись на землю в виде осла. [519]