Биография Бога. Все, что человечество успело узнать

Греки назвали бы его толкование рассказа об Адаме и Еве слишком буквальным, но Августин не был твердолобым буквалистом в своем подходе к Библии. К науке он относился очень серьезно. Его «принцип приспособления» будет задавать тон в библейской интерпретации на Западе до начала Нового времени. Бог, так сказать, адаптировал Откровение к культурным нормам людей, которые впервые приняли его. [428] Скажем, один из псалмов отражает древнюю точку зрения, давно устаревшую ко временам Августина, что над землей есть некие хранилища воды, время от времени вызывающие дождь. [429] Глупо понимать этот текст буквально: Бог лишь приспособил истины Откровения к науке того времени, чтобы народ Израилев смог усвоить их. А сегодня нужно искать другое толкование. Когда Августин видел, что буквальный смысл Писания расходится с надежной научной информацией, он призывал уважать науку, чтобы не навлекать бесчестье на Писание. [430] Не должно быть также ссор из-за Библии. Люди, которые ожесточенно спорят об истине, настолько возлюбили собственные мнения, что забыли важнейшую библейскую заповедь о любви к Богу и ближнему. [431] Экзегет не должен оставлять текст, доколе не увидит, как этот текст устанавливает «царство милосердия». Если же при буквальном понимании библейский отрывок становится проповедью ненависти, необходимо прибегнуть к аллегорическому толкованию, чтобы текст стал призывом к любви. [432]

Дух греческого апофатического богословия существенно повлиял на Августина, но полновесная духовность молчания появилась на Западе лишь в IX веке, когда на латынь были переведены тексты неизвестного греческого автора. Этот автор писал под псевдонимом Дионисий Ареопагит [433] (скорее всего, в конце V – начале VI века). В Средневековье он глубоко повлиял практически на каждого крупного западного богослова, а его работы обрели почти канонический статус в Европе. То, что в наши дни о нем почти никто не слышал, пожалуй, является одним из симптомов нездоровья нынешней религиозности. [434]

Дионисий не видел противоречия между неоплатонической философией и христианством, хотя, почти наверняка, писал в 529 году, когда император Юстиниан уже закрыл Академию, загнал ее философов в подполье и запретил элевсинские мистерии. Еще Плотин говорил о происхождении вещей путем эманации, излучения от Единого, и о стремлении всех существ вернуться к первичному Единству. Сходным образом, Дионисий описывает сотворение мира как экстатическое, почти эротическое, извержение божественной благости. Бог «по избытку любовной благости оказывается за пределами Себя». Творение не есть нечто, раз и навсегда свершившееся в отдаленном прошлом. Это миф, постоянный и вневременной процесс, в котором, парадоксальным образом, Бог «из состояния запредельно все превышающего низводится сверхсущественной, неотделимой от Него, выводящей вовне силой». [435]

...

Рожденное в горечи и страхе, это учение Августина о первородном грехе оставило западным христианам тяжелое наследие, увязавшее сексуальные проявления с грехом и заставлявшее людей подавлять в себе естественные человеческие чувства.

Рациональным путем это непостижимо: наш мозг не в состоянии представить существа, которые могут делать два взаимоисключающих дела одновременно. Религиозные люди всегда говорят о Боге, и правильно делают. Однако им важно также учиться молчанию. Богословским методом Дионисия была сознательная попытка привести христиан – равно мирян, монахов, клириков – к точке, в которой они осознают границы языка. Делать это можно, вслушиваясь внимательно в то, что мы говорим о Боге. Как отмечал Дионисий, в Библии у Бога 52 имени. [436] Бог именуется Скалой, уподобляется небу, морю и воину. Все это до некоторой степени хорошо. Поскольку Бог всегда вливает себя в творения, любое из них – даже скала – способны рассказать о божественном. Более того, скала – замечательный символ постоянства и надежности Бога. Однако скала не живая, а потому пропасть пролегает между ней и Богом, который есть сама жизнь. Поэтому нам и в голову не придет сказать, что Бог есть скала. Опаснее более тонкие атрибуты Бога: неизъяснимость, единство, благость и тому подобные. Они создают иллюзию, что мы точно знаем, каков Бог: «Он» есть Добро и Премудрость, Единый и Троичный.