Биография Бога. Все, что человечество успело узнать

Если у человека нет времени, способностей или склонностей к таким занятиям, он может обретать Бога в мельчайших деталях повседневной жизни. Аль-Газали придумал способы, с помощью которых любой мусульманин может не терять из виду внутреннее измерение мусульманского закона. Необходимо сознательно вспоминать о божественном присутствии в любых бытовых делах, когда ешь и умываешься, ложишься спать и молишься, подаешь милостыню и общаешься. Необходимо оберегать уши от пошлости и клеветы, а язык – от лжи. Нельзя проклинать и даже насмехаться. Нельзя вредить живым существам. Сердце должно быть свободным от гнева и зависти, лицемерия и гордыни. [476] Эта духовная бдительность, аналогичная стоической, эпикурейской, буддийской и джайнской, призвана преодолеть разрыв между внешними обрядами и внутренней жизнью. Она делает из каждого будничного дела, сколь угодно мелкого, ритуал, позволяющий соприкоснуться с Богом, пусть даже рационально это доказать невозможно.

...

Духовная бдительность делает из каждого будничного дела, сколь угодно мелкого, ритуал, позволяющий соприкоснуться с Богом, пусть даже рационально это доказать невозможно.

Иногда аль-Газали называют самым выдающимся мусульманином после пророка Мухаммада. А после него один крупный философ за другим настаивал, что богословие и духовность – вещи неразрывные: Яхъя Сухраварди (ум. 1191), Мухйи-д-Дин ибн аль-Араби (1165—1240), Джалаледдин Руми (1207—1273), Мир Димад (ум. 1631) и его ученик Мулла Садра (1571—1640). Священный долг философа состоит в том, чтобы быть таким интеллектуально дотошным, как Аристотель, и таким мистически тонким, как суфии; без разума не обойтись в науке, медицине и математике, но реальность, лежащая за пределами чувств, постигается лишь через интуицию. В X—XII веках суфизм перестал быть маргинальным течением и обрел в исламе огромное влияние, которое сохранял до XIX века. Суфийские упражнения практиковались обычными мирянами, которые преодолевали с их помощью антропоморфные представления.

* * *

«Фальсафа» пленила и многих иудеев исламской империи. Они пожелали, чтобы и у них было сходное философское движение. В своих трактатах, написанных большей частью по-арабски, они ввели в иудаизм размышления о метафизике. С самого начала их тревожил контраст между далеким Богом философов и глубоко личностным Богом Библии. Один из первых иудейских «файласуфов», Саадья ибн Йосеф (882—942), к примеру, считал идею творения мира «из ничего» философски проблематичной. В целом, однако, иудейские философы были менее радикальны, чем мусульманские. Религиозные вопросы интересовали их значительно больше, чем научные, и они обычно считали, что основная польза от разума состоит в том, что он помогает философу дать более систематическое объяснение духовных истин. Маймонид (1134—1204), величайший из иудейских рационалистов, считал, что «фальсафа» не подходит для простых людей, но помогает удержаться от примитивных представлений о Боге. Маймонид разработал апофатическую концепцию, которая отрицала наличие у Бога каких-либо позитивных атрибутов: мы не можем даже сказать, что Бог благ или существует! В своем «Путеводителе растерянных» он предупреждал: «Приписывающий позитивные атрибуты Богу… отвергает веру в существование Божества, сам того не замечая». [477]

Опять-таки многим иудеям Бог философов казался слишком абстрактным. Разве можно ждать от него утешения в гонениях и страданиях? Мало-помалу они обращались к мистике Каббалы, развивавшейся в Испании в конце XIII века. Некоторые первопроходцы этой духовности – Авраам Абулафия, Моисей де Леон, Исаак Латиф, Иосиф Гикатилла. – занимались «фальсафой», но нашли ее понятие о Боге духовно выхолощенным. [478] Все же они использовали отдельные философские понятия (например, божественной эманации), чтобы объяснить процесс, посредством которого Бесконечное ( Эн-Соф ) вышло из своей одинокой и непознаваемой божественной сокровенности и дало о себе знать людям. Духовность Каббалы, как и суфийская, глубоко мифологична и завязана на интуицию, воображение. До Нового времени ей следовали очень многие иудеи, и в какой-то момент она даже стала массовым движением.

* * *