Весной 1975 года мы получили известие, что летом должны перебраться из Китая в Нью-Йорк. Меня это страшно удивило: я не представляла себе жизни нигде, кроме Дальнего Востока.
Папа тоже был разочарован. Он надеялся, что бельгийское Министерство иностранных дел пошлет его в Малайзию. Америка его не прельщала. Зато уехать из Китая было для него большим облегчением. Для нас тоже.
Это значило покинуть маоистский ад с его зверскими злодеяними.
Меня же это избавляло от школы, видевшей мою поруганную любовь, и от Чжэ, каждое утро выдиравшей мне волосы. Единственным огорчением была разлука с виртуозным поваром Чаном.
Мы полюбили все, что осталось в Китае по-настоящему китайского. К сожалению, этот исконный Китай сжимался, как шагреневая кожа. «Культурная революция» превратила страну в гигантскую каторгу.
Война научила меня: надо выбирать, на чьей ты стороне. Разумеется, в выборе между Китаем и Японией я не колебалась ни минуты. Помимо всякой политики, эти две страны были враждующими полюсами. Кто боготворил одну, не мог, не кривя душой, принимать другую.
Моим кумиром была империя Восходящего Солнца, ее сдержанность, приглушенность, мягкость и вежливость. Что же касается ослепительного блеска Срединной империи, ее вездесущего красного цвета, помпезности, жесткости и резкости, все это было не для меня, хоть я понимала, что в этом есть свое великолепие.
На самом доступном для меня уровне это противостояние выглядело так: страна Нисиё-сан и страна Чжэ. Тут и выбирать нечего! Слишком близка была мне одна из сторон, а потому другая не выносила меня на дух.