Биография голода. Любовный саботаж

А основным занятием моего отца в Бангладеш было как раз не давать им умирать и всячески поддерживать все, что помогает развитию страны. В одной глухой, затерянной в джунглях деревне под названием Джалшатта некая бельгийка основала лепрозорий. Родители тоже загорелись этой затеей. И мы чуть ли не поселились в Джалшатте.

Упомянутая бельгийка была похожа на переодетого монахиней полководца, звали ее сестра Мари-Поль. Эта доблестная женщина не останавливалась ни перед чем. Она почти не спала, днями и ночами ухаживала за больными, на которых страшно глядеть, управляла всем хозяйством, добывала пищу и отгоняла змей и тигров.

Так проходила жизнь сестры Мари-Поль вот уже двадцать лет, с тех пор, как она заложила первый камень лепрозория. Не удивительно, что она была тощая, суровая и упрямая.

Мама с папой с первого дня помогали ей во всех делах. А мы с сестрой поначалу гонялись в джунглях за обезьянами, но они оказались агрессивными, и мы вернулись в лечебницу. Вокруг было голо и пусто. Мы сели на камень.

– Пошли посмотрим на прокаженных? – предложила я.

– Еще чего!

– А что ж тогда тут делать?

– Хороший вопрос.

– Куда, по-твоему, они девают мертвых?

– Наверно, хоронят.

– Я поищу где.

– Ненормальная!

Я исходила вдоль и поперек всю территорию, но место погребения так и не нашла. Прокаженные, у которых болезнь зашла не слишком далеко, свободно гуляли. Хотя, казалось, куда уж дальше! На земле сидел человек, у которого вместо носа была дыра, и через нее виднелся мозг.

Я заговорила с ним. Он произнес несколько слов на бенгали, давая понять, что не знает английского. Когда он говорил, мозг шевелился. Это зрелище потрясло меня: значит, речь – это шевеление мозгов.

Вечером нас отвели в спальни, у нас с Жюльеттой на двоих была крохотная келья с узким, еле голову просунуть, окошком. В ней горела свеча – электричества здесь не было. В темных углах угадывались здоровенные пауки. Я их не боялась и провожала трусиху Жюльетту в уборную. Вот где была настоящая жуть! Джалшатта казалась нам преддверием ада. Мы улеглись на соломенные тюфяки и решили по возможности не выходить из кельи.

Ночью пытались разобраться, что за звуки несутся из джунглей. Днем читали, погружались в книги с головой: Жюльетта – в «Унесенных ветром», я – в «Камо грядеши».

Чтение было нашим плотом «Медузы». Вокруг кипела жестокая борьба за выживание. Мы ничего не имели против этих несчастных. Но их страдания пропитывали нас как губку, и, чтобы этот смертельный поток не подхватил нас, мы цеплялись за свои книги.

Сестра Мари-Поль промывала гнойную язву. Скарлетт О’Хара танцевала на балу с Реттом Батлером. Больная женщина не чувствовала рук, нервные окончания в них отмирали. Петроний говорили Нерону, что стихи, которые тот сочиняет, недостойны его гения.

Нас звали к столу, и мы ели со всеми вместе чечевичную похлебку, а тем временем сестра Мари-Поль рассказывала что-то невыносимое. В те дни я приняла твердое решение: никогда в жизни не открывать лепрозория. И с похвальной стойкостью выполнила этот обет.