Биография между строк

— Слава богу, ты ещё живой! — послышался в трубке возбуждённо-испуганный голос жены. — У тебя там ничего не стряслось? На календаре числа зачёркиваю крестиками и считаю, сколько осталось, а 24 декабря красным кружком обвела.

«Как в воду глядит», — вздохнул Антон про себя, и поинтересовался осторожно:

— Тебе Константин звонками не докучает?

— Пытался, но Виталик меня сыновней грудью защитил. Кстати, он забрал у отца записки покойного Николая Петровича. Там про твоего деда есть, оказывается, они встречались в 41-м. Страшно интересно! Вернёшься, почитаешь, надеюсь?

Щелчок в трубке, …ещё мгновенье и слова Иры долетели до затаённых уголков сознания, пробудив их от летаргического сна. События вчерашней ночи отодвинулись далеко. Навязчивая мысль:

«Почему раньше никто не сообщил?» — так и не дала заснуть.

Махнув на всё рукой, он направился в лабораторию:

«Начну понедельник загодя, воскресным вечером!»

— Я слышал, ты женщин стал водить? — раздался голос за спиной на следующее утро. — Так одолели, что здесь решил спрятаться и, заодно, поработать?

Олег Степаныч! Сподобился!

— Мы в субботу ездили на экскурсию в Дрезден, она студентка, москвичка.

— Понятно, — прервал шеф. — Было поздно, не хотел отпускать девушку без пригляда и, как джентльмен, уступил свою кровать.

— Уже настучали, — проворчал Антон.

— Ладно, с нашими не считается! Теперь о деле. Надеюсь: студенческая вечеринка с танцами на столе растянулась не на всю ночь? Результаты экспериментов удалось посмотреть?

— Надо для верности перепроверить, но, по-моему, энергия частиц и ток держатся стабильно.

— Ещё неделя, и пусть сами колупаются дальше. Ты им не мальчик почти бесплатно, из одной классовой солидарности гайки крутить.

У «папы» возникла пауза — зажигал сигарету. Несколько раз, глубоко затянувшись, пристроил её возле себя на краешке пепельницы.

— В конце октября я случайно в Томске встретил Линёва. Иван Васильевич о твоих работах очень высокого мнения.

Отложенная сигарета тлела, струйка дымка, казалось, сворачивается в завитушки вопросов.

— Новая идея появилась? Ты мне ничего не рассказывал.

— С Линёвым случайно затронули, да, можно сказать, она выскочила между делом. Он посоветовал не бросать, я позже уже додумал. А перед отъездом замотался. В поезде, пока ехал сюда, раскручивал.

— Да, он — дядька грамотный и школа хорошая, — сдвинув кустистые брови, шеф сосредоточенно крошил окурок. — Здесь ты её ни с кем не обсуждал?

Теперь стало понятно, куда он клонит.

— Идея ещё сырая, до реального железа далеко, — сконфуженно отвечал Антон. — Если есть время, я могу в трёх словах, «Папа» кивнул.

— Тогда схожу выключить установку и отдам распоряжения.

Говорить закончили часа через три; бросив на исчирканные листы изучающий взгляд, Олег Степаныч загасил очередную сигарету:

— Хочу ещё подумать, и завтра договорим. А сейчас идём ужинать.

И пошло-поехало, как в старое доброе время! Все дни Антон вынужденно вертелся между установкой и столом шефа, чувствуя себя вновь практикантом-дипломником, когда идеи фонтанируют, а сам боишься, как бы не унесло в Белые Столбы, откуда ни обратных дорог, ни эха до Москвы. Зато и в понимании проблемы за три дня удалось продвинуться куда дальше, чем за три месяца с иными тяжестями на сердце.

«Молодец Степаныч, какая цепкость ума в его годы! Что значит старая школа! Как грех с души снял. А так копилось бы и копилось. Когда другому объясняешь, и сам идею понимаешь лучше. С кем ещё за науку поговорить? Не с этими же меркантильными европейцами?»

Глава 19

В пятницу они вместе с немецкими коллегами пообсуждали итоги недели. Потом декан пригласил к себе на уик-энд. Антон вежливо послал всех подальше и направился звонить Веронике.

— Давай, заеду за тобой пораньше, скажем к половине одиннадцатого, — обрадовано предложила девушка.

А ночью опять приснился тот же сон. Он парит над Таганкой. Мерцающим кольцом автомобильных фар площадь, с отростками окрестных переулков, походит на огромные старинные часы, неведомо кем одетые на блестящий ремешок Садового кольца. Разрываясь в такт миганью светофоров, кольцо медленно поворачивается справа налево, словно время на гигантском площадном циферблате потекло вспять. В левом крыле трехъярусного сталинского дома светится одинокий прямоугольник окна. Женщина средних лет что-то пишет в глубине комнаты под лампой с абажуром. Он хочет подлететь поближе, тычется лбом в стекло и… просыпается: уже утро, в окно стучит моросящая мгла. Некое время Антон лежит, не двигаясь, с открытыми глазами:

«Мама Лизавета, что ли, на том свете никак не упокоится? Но почему, именно Таганка… Голова садовая! — вдруг вспомнилось ему. — Сегодня же суббота — день свиданий».

Быстро поднялся и пораньше, до назначенного Вероникой времени, он выскочил на площадь. Девушка, явно расстроенная, уже расхаживала у машины.

— Немного погуляем, потом поедем к нам. Мама чувствует себя неважно, но просила обязательно тебя привезти.

«А как это? — подивился про себя Антон. — Мы, вроде, не договаривались? Или опять инсценировка для посольского хлыща?»