Биография между строк

Отряхнув с джинсов невидимую пыль, она послушно отмотала плёнку назад и, найдя нужное место, включила магнитофон. Между мужчиной и женщиной шёл разговор на повышенных тонах. Она узнала голос посольского чекиста:

— Где твоя дочь? У фирмача, с которым ошивалась в Дрездене? Ищешь, под кого её подложить, как в своё время тебя подложили. Правда, мужик, не будь дураком, высосал всё и сбежал на Восток.

— Даже, если б знала, всё равно не сказала бы, — спокойно отвечала женщина. — А вы не боитесь, что о ваших художествах я сообщу, куда следует?

— Время коммунистических идеалов прошло, тебе никто не поверит. И папочка уже не поможет. Ишь, госпожа выискалась! Светскую львицу из себя изображаешь, эдакую недотрогу, а дочь неизвестно от кого прижила! И она пойдёт по дорожке, какую укажем! Не захочет — заставим! Пусть хоть на нашем поприще послужит, когда Родине плохо!

Тут пауза, судорожные вздохи, выкрик, потом шум борьбы.

— Сядь в кресло и сиди! Думаешь, не знаю, что сердце шваль? Настучишь — больше ни дочку, ни папочку не увидишь.

Женщина хватала воздух, задыхаясь, затем короткая возня, торопливые шаги, хлопнула дверь…

Вероника, вцепившись до боли в руку Антона, беззвучно рыдала. Да, разговор не для слабонервных.

— Я убью этого подонка, — внезапно прорычала она как тигрица.

Едва хватило мужских сил, чтоб удержать её — всё потерявшего в один момент повзрослевшего ребёнка.… Хотя, признаться, так ли уж в один момент?!

— Матери ничем не поможешь, успокойся. — Он, то целовал её волосы, то снова гладил их, вспоминая волосы Маринэ, сельсоветское сочетание браком, свою дурацкую реплику регистраторше:

— Хорошее дело браком не назовут…

Совершенно утратилась реальность: не очередной ли это сон, где он лично, на каком свете?

— Ты у меня одна, — утешал Веронику, — единственная. Давай условимся, о кассете пока никому не говорить. В Москву приедем, разберёмся. А пока мы здесь, от меня — ни на шаг. Не хочу ещё и тебя потерять ненароком.

Настойчивый междугородний звонок, словно перст небесный поставил их ногами на немецкую землю.

— Дедушка! — схватив трубку, воскликнула Вероника. — Ты уже знаешь? — И снова расплакалась.

«Бедная Маринэ, — думал Антон, пока дочь, всхлипывая, пересказывала события дня. — Какую же участь избрала она для себя и дочки? Неужели существует цель, которая в состоянии этот выбор оправдать? А ведь и я, дай согласие после института, сидел бы сейчас в похожем домике где-нибудь в Конго или Зимбабве и, потягивая виски, верил, что делаю для Родины большое, нужное дело».

— Я не одна, со мной папа Антон, передаю ему трубку.

Голос Вероники заставлял действовать; дочь невольно подставила отца под очередное тягостное выяснение с бывшим тестем.

— Как ты там оказался? — донесся, будто из подвала, голос Дамира Павловича.

— Я в командировке. Передачка! Не вы отправляли со мной? Вот, из-за неё, тесен мир.

— Ты об этом в Москве хотел мне рассказать?

— Нет.

Видимо, старый контрразведчик уже смирился с существующим положением вещей.

— Помощь тебе нужна?

— Справлюсь сам. С командировкой надо уладить.

— Разберёмся. Значит, жду вас ночным рейсом в понедельник.

— А зачем ты деду перед отъездом звонил? — полюбопытствовала Вероника.

— Летом в Варшаву ездил, там у вас родственники объявились.

— Надо же, ещё вчера не было ни гроша, да вдруг алтын, — печально заметила она. — Расскажешь, как жил эти годы?

— Конечно, родная, позвоню только!..

«Почему она не жаловалась деду на посольского прохвоста? — озадачился Антон, набирая номер Олега Степаныча.… Для себя он уже всё решил. Оставалось произнести веское „прости“ шефу: обстоятельства сильнее нас, случилось нечто поважнее командировки»…

Глава 20

За глаза великовозрастные ученики звали мать Антона «бедной Лизой». Прозвище необидное и естественное: Елизавета Антоновна Кузьминская преподавала русский язык и литературу в фабрично-заводском училище. Не случись войны, вряд ли со своим невнятным прошлым она сумела бы толком устроиться в жизни. Теперь, по военным обстоятельствам, помог случай. Эвакуировавшись осенью 41-го, Лиза с матерью поступила в самое пекло — на завод. Кое-как перезимовав, она отозвалась на мобилизацию: шёл набор на курсы медсестёр. Правда, тотчас выяснилось, что от вида обильной крови девушка падает в обморок. Но, узнав, что у неё отличный аттестат, инструктор с кубарями в петлицах перевёл стрелку фронтового эшелона на мирный тупик, назначив её педагогом, вынудив, заодно их с матерью всю войну перебиваться на одну рабочую карточку. Года два она преподавала первоклашкам, ну а в 46-м очередной судьбоносный поворот. Руки мальчишек, державшие вчера винтовку, потребовались на гражданке.

«Жди меня, и я вернусь!» — Знаменитые строчки Лиза декламировала так, словно сама Валентина Серова объяснялась в любви с экрана.