Биография отца Бешеного

Можно только догадываться, каково было моей матери, которая носила меня под сердцем уже более восьми месяцев. Восемь банок тушенки, три буханки белого хлеба, полкило-грамма сахара и десять луковиц, — вот и все, что солдатам и офицерам, служившим под началом ее бывшего мужа, удалось выделить ей из своего рациона и, как она ни старалась экономить, все это довольно быстро закончилось. Оставалось еще немного сахара, который она удачно, маленькими порциями, обменивала на хлеб, которым и питалась, запивая его кипятком.

Хуже всего было с гигиеной: в поездах и теперь можно лишь умыться. Хорошо еще, что проводница Тамара попалась сердобольная и всякий раз помогала чем могла: кипятила воду и выделяла ей свой личный тазик.

Как бы то ни было, вполне возможно, Татьяна и добралась бы до своей сестренки, но вмешался тот, кого она носила под сердцем. Я настолько спешил появиться на свет, что схватки начались раньше, чем ожидалось. В это время поезд, на котором ехала мама, шел по территории Украины. Пожилая проводница имела собственный опыт трех родов. Она была уверена в том, что вот-вот отойдут воды, а потому попросила свою напарницу пройтись по составу и попытаться найти доктора, а сама принялась греть воду и разрывать простыни на салфетки и пеленки.

Понимая, что вагон не совсем то место, где гарантированы благополучные роды, мама изо всех сил пыталась задержать мое рождение, тем более напарница Тамары принесла неутешительную весть: к сожалению, доктора в поезде не оказалось. Оставалось лишь уповать на Господа Бога.

— Что ж делать-то? — со страхом воскликнула напарница, — Может, тебе, Тамара, самой взяться за это дело? — неожиданно предложила она.

— Взяться, конечно, можно, — не очень уверенно проговорила Тамара и задумалась. — Сколько мы стоим в Остаповке? — неожиданно спросила она.

— Там вообще нет остановки, — растерянно ответила девушка.

— Нет, так будет! — решительно бросила Тамара и повернулась к маме: — Сорок пять минут потерпишь?

— Не знаю, — выдохнула мама и тут же закричала от боли.

— Ты что, хочешь сделать экстренное торможение? — Глаза напарницы расширились от удивления.

— А ты что, хочешь взять грех на душу и подвергнуть опасности две жизни? — спокойно ответила Тамара. — Иди в наше купе и на куске белой материи намалюй яркий красный крест…

— Чем я его намалюю-то?

— Чем-чем… Помадой своей, — отрезала Тамара. — Или жалко?

— Да… нет, — вздохнула девушка и вышла, а Тамара принялась деловито собирать нехитрые пожитки мамы.

К счастью, все прошло как нельзя лучше. На всякий случай был предупрежден бригадир поезда, которому, впрочем, было абсолютно все равно: третий день он не просыхал от радости: получил телеграмму о том, что его сын, которого считали пропавшим без вести, вернулся живым и здоровым. Оказывается, он был тяжело ранен буквально в последние дни войны и провел несколько месяцев между жизнью и смертью.

Открыв дверь вагона, Тамара поставила свою напарницу на подножке, чтобы та махала полотенцем с красным крестом, а сама дернула ручку экстренного торможения. К счастью, их вагон остановился прямо перед входом в небольшое вокзальное строение, и к ним уже бежал дежурный по станции со своим помощником.

— Врача! Врача! — несколько раз выкрикнула Тамара, помогая моей маме спускаться по ступенькам вагона.

— Что с ней? — машинально спросил дежурный.

— Ослеп, что ли? — взорвалась Тамара. — Не видишь, рожает девка?

— Миша, носилки, быстро! — Дежурный по станции сразу стал деловитым и спокойным. — По пути крикни Зинаиде: пусть Петровича вызовет и воду греет… Петрович, это доктор наш, — пояснил он проводницам, а потом шепотом добавил:

— До больницы, думаю, не успеем…

Дежурный оказался прав: мама принялась рожать прямо на станции, и ближе к ночи мой крик вспугнул с крыши вокзала дремлющих ворон.

Так на свет появился я.

Мама рассказывала, что когда доктор взвесил меня на безмене, то с восторгом воскликнул:

— Сколько лет принимаю новорожденных, но никогда не видел таких богатырей: пять восемьсот! Настоящий богатырь! Да-а-а, — он почесал в затылке, — пришлось же тебе потрудиться, девонька…

Несколько дней пришлось ожидать следующего поезда, и сельский староста выдал первый в моей жизни документ: свидетельство о рождении, которое возвещало всех о том, что двенадцатого апреля тысяча девятьсот сорок шестого года на станции Остаповка Варвинского района Черниговской области родился Виктор Николаевич Доценко.

Такова была версия моей мамы…

На самом деле оказалось, что в моем первом документе была написана совершенно другая фамилия и даже другое имя, но об этом в свое время…

Пускаться с новорожденным в столь далекий путь мама не рискнула: нашлись добрые люди — тот самый дежурный по вокзалу, который пристроил нас в небольшую каморку, предназначенную для хранения орудий труда вокзального уборщика, верно, решив, что метла и швабры могут спокойно храниться в каком-нибудь углу.