Биография отца Бешеного

- Наверное, еще не добрались... - Майор почему-то смутился и торопливо добавил: - Лейтенант, который вас привез, просил свидетелей прийти самостоятельно.

- Самостоятельно? - воскликнул я и ойкнул от боли.

- Сейчас вас заберет "скорая": я вызвал...

Машина действительно пришла, и меня отвезли в больницу, где оказали первую помощь и продержали дня три. Меня навещал дознаватель, который задавал мне кучу вопросов и все подробно и тщательно фиксировал в протоколах, давая мне расписываться. Дознаватель заверил меня, что мои обидчики будут наказаны по статье о злостном хулиганстве.

Прошла пара недель, и вдруг ко мне на служебную площадь, выделенную жэк-7, заявляются трое сотрудников милиции и предъявляют обвинение по статье "хулиганство", ст. 206 УК РСФСР, часть первая (до года лишения свободы), после чего арестовывают.

Вскоре я оказываюсь в Бутырке. Стоял май семьдесят пятого года.

Мои первые впечатления о тюрьме довольно четко выражены в стихотворении:

ТЕРПЕНИЮ ПРЕДЕЛ

Ох, лампы, эти тусклые лампы!

Не сомкнуть на минуту глаз...

На подмостки бездушной рампы

Меня бросил судьбы Указ!..

И по камере, словно звери в клетке,

Шагом топчутся вдоль и вширь...

Волчьи взгляды, зрачки-иголки:

Сумасбродный, бездушный мир...

Как охота завыть по-волчьи,

Перегрызть свои вены вдрызг,

Чтобы теплой июньской ночью

Хлынул ливень кровавых брызг!

Как охота мне, как охота,

Ощутить автомата дрожь,

Захлебнуться смертной икотой,

Поломаться, как в поле рожь!

Я хотел, чтоб отравленной кровью

Прохрипело бы горло: "Прощай!"

Над моею несчастной любовью

Ты не смейся, веселый май!..

По сравнению с тем, что сейчас творится в московских тюрьмах, тогдашнее содержание и обращение можно считать вполне удовлетворительным. В этой книге воспоминаний мне не хотелось бы подробно останавливаться на описании того, что мне пришлось испытать в тюрьме и лагерях, - я уверен, что когда-нибудь напишу об этом отдельную книгу и, может быть, назову ее: "Мои тюремные университеты". Однако иногда мне удавалось в тюрьме и пошутить.

ОДА ТЮРЬМЕ

Тюрьма для меня - что изгнанье из ада:

Не скажешь - прямехонько в рай!

Зато я не буду на улице падать

И не попаду под трамвай!

Не надо думать о хлебе насущном,

Билеты в кино доставать,

Никто лотерею не всучит,

А на ночь готова "кровать"!

Обедом накормят, в бане помоют:

Такая здесь жизнь - без забот!

Тюремный порядок, не плох сам собою,

На пользу здоровью идет...

Недавно во сне дом отдыха видел:

Он был всем красив и хорош!

Теперь понимаю, что, в камере сидя,

Прекрасней в сто раз отдохнешь!

Я остановлюсь только на узловых моментах моего первого столкновения с советским правосудием.

С первых же дней я начал писать жалобы в прокуратуру. Время от времени меня навещал дознаватель, тон которого совершенно изменился. Теперь он был уверен, что именно я зачинщик драки, то есть первым ударил "бедного парня" и нанес урон кафе: разбил посуду, поломал мебель. Наконец, в ответ на одну из моих жалоб об отсутствии адвоката дознаватель явился ко мне со злорадной улыбкой и предъявил мне изменение статьи обвинения на часть вторую: теперь мне грозило от двух до пяти лет, то есть уже "по злостному хулиганству в общественном месте". А об адвокате сказал, что есть два пути - общественный защитник и нанятый.

Я подумал, что мне нужно нанять адвоката, и он, по моей просьбе, связался с одной моей знакомой, которая и наняла мне очень милую женщину лет пятидесяти, мне запомнилась ее фамилия - Седова-Шмелева: вероятно, из-за необычности. Она была допущена ко мне только в день окончания следствия. Ознакомившись с делом и выслушав мой рассказ, Лидия Васильевна заверила меня, что на суде мы с якобы "пострадавшими" поменяемся местами. Она очень сожалела, что не встретилась со мной до ареста: меня бы не арестовали, несмотря на то, что мои обидчики, воспользовавшись тем, что я оказался в больнице, обвинили во всем меня.

Рассказала Лидия Васильевна и об Олеге, который, оказалось, "ничего не видел и ничего не слышал". Хотя свидетелей специально не вызывали во время следствия, ей удалось разыскать одну из девушек, что сидела за нашим столиком: случайно я запомнил номер ее телефона.

От своего адвоката я узнал поразительные подробности следствия. Видя, что дело мое разваливается, а отвечать за мой арест придется, дознаватель сознательно разогнал всех свидетелей, напугал Олега, что может и его привлечь как соучастника, без приглашения понятых произвел обыск в моей комнате. Во время обыска у меня исчезло много ценных вещей, но более всего мне жалко прижизненного издания пятитомника Пушкина и небольшой коллекции старинных икон, среди которых был и портрет моего прадеда - протоиерея Зосимы Сергеева.