Биография отца Бешеного

Полностью отдаться творчеству мешали трудности психологические и бытовые. В постоянный стресс вводили регулярные атаки моей тещи Веры Павловны. Почему не работаю, как все люди? Сколько можно не кормить жену и ребенка, все время полагаясь только на них, родителей жены? Еще более изощренными стали ее нападки после кончины Михаила Петровича, который безоговорочно верил в мой талант и, с удовольствием читая мои рукописи, часто пресекал нападки жены.

Много раз объяснял, что книга почти готова, и если ее издадут, то я верну ей все долги, но ничто не убеждало. Все чаще и чаще я сидел в своей коммунальной квартире и писал. От грубости и срывов меня удерживала забота жены: иногда, тайком от матери, выскользнув из квартиры, Таня приходила ко мне, чтобы подкормить.

Как известно, вода и камень точит. Постоянно капая на мозги дочери, она постепенно добилась своего, и Татьяна тоже стала все чаще и чаще намекать, что пора мне пойти хоть дворником, но приносить деньги в семью. Но все мои мысли были о романе. Я существовал в образах своих героев и в их мире. Проживал все радости и печали с каждым героем, пытаясь представить, как он или она поступил бы в той или иной ситуации...

Но постепенно в меня перестала верить даже собственная жена, и я остался единственным, не утратившим веру в свою звезду... Верить в грядущий успех было нелегко...

Отправившись на очередную встречу с участником афган-ской войны, в автобусе сунул руку в карман и обнаружил, что, кроме цельного полтинника, ни другой мелочи, ни других денег у меня нет. Боясь попасть в лапы злобных контролеров, попытался разменять полтинник, но ни у кого не оказалось нужной мелочи. Тогда я встал у кассы и стал собирать пятаки, чтобы набрать себе сдачу. Выходя на своей остановке, опустил полтинник в кассу и оторвал билет. Возвращаясь домой, сунул руку в карман, чтобы оплатить проезд, и вытащил вместо пятака тот полтинник.

Сначала удивился: откуда он? Потом залился краской стыда: наверное, вместо полтинника бросил в кассу пятак. Первым движением души было опустить полтинник в кассу, но мой голодный желудок напомнил о себе: полтинник - это же двести граммов докторской и полбатона хлеба! После короткой, но яростной схватки совести с желудком победил послед-ний! Более того, этот случай спас меня от истощения: потом, в самые трудные дни настоящего голода, я прибегал к спасительной тактике "неразменного полтинника", доведя свою технику до совершенства, чтобы не дай Бог привлечь внимание какого-нибудь дотошного пассажира. Такие встречались нередко, и я, заметив излишнее внимание к своей персоне, демонстративно отсчитывал "свои" сорок пять копеек, опускал полтинник в кассу, отрывал билет и спокойно отходил в сторону.

Впрочем, я никогда не злоупотреблял этим промыслом и более рубля не собирал. Этого рубля как раз хватало на двое суток... Иногда мне удавалось написать какую-нибудь статью, очерк или рассказ и "тиснуть" в одной из центральных газет, что давало от тридцати до шестидесяти рублей! На "газетные" деньги накупал для себя продуктов, а для Татьяны с Володей фруктов. К сожалению, это выходило не столь часто, а потому наши отношения становились все напряженнее и напряженнее. Долго так продолжаться не могло, и после очередных на меня нападок я не выдержал и предложил расстаться: в ноябре восемьдесят второго года нас развели. Однажды, перейдя лестничную площадку, позвонил в их квартиру, чтобы повидаться с сыном, но никто не ответил. Думая, что на выходные они уехали на дачу в Жаворонки, я позвонил через пару дней, и чужой голос мне ответил, сообщив, что они обменяли квартиру, но давать новый адрес запретили.

Такого предательства с их стороны я никак не мог ожидать: я очень любил сына и втайне надеялся, издав книгу, вернуться и засыпать их деньгами, но... жизнь уготовила мне самое страшное испытание!..

Кажется, именно тогда, обобщая горький опыт двух тещ, болгарской и московской, пришел к внутреннему убеждению, что жениться нужно на сироте...

Наступил восемьдесят третий год! У меня вроде все складывалось удачно появились реальные надежды обнародовать свое творчество. На радио тепло отнеслись к моим повестям и твердо пообещали, что я сам буду их читать в эфире. Но главным событием этого года стало окончательное, как мне тогда думалось, завершение романа, посвященного моим погибшим друзьям. Название "Смотри человеку в глаза" тогда казалось мне вполне подходящим.

Я изо всех сил пытался заинтересовать издателей своим романом, однако, к кому бы ни обращался, услышав, о чем он, все в буквальном смысле отмахивались, и, признаюсь, не без испуга в глазах. Я твердо уяснил, что безвестному, начинающему автору никогда не пробиться в таинственный и манящий сонм писателей. Потому и озаботился поисками известного писателя, который, как говорится, хотя бы чуть-чуть меня подтолкнул. С литературным наставником мне повезло.