Биография отца Бешеного

Во время моих хождений по берлинским магазинам я познакомился с симпатичной продавщицей, которую звали Соней. Она довольно сносно говорила по-русски, и мы очень мило провели один вечер. Собственно, ничего особенного не было - танцы-шманцы-обжиманцы и страстные поцелуи. Мы так друг другу понравились, что обменялись координатами. Совершись что-то большее, мы вряд ли продолжили бы общение, но, к нашему обоюдному в то время сожалению, Соня уезжала на следующий день к родителям. В Берлине она училась в университете на филологическом факультете, и вторым языком у нее был русский. А в магазине она подрабатывала на карманные расходы.

Мы расстались безо всякой надежды, по крайней мере с моей стороны, что наши дороги когда-нибудь пересекутся. Кто мог тогда подумать, что это знакомство принесет нам не только приятные мгновения, но даже и некоторые неприятности. Я, конечно же, был очень удивлен, когда, вернувшись в Москву, обнаружил четыре письма от Сони: она принялась писать мне едва ли не на следующий день после нашего расставания. Завязалась переписка: на три ее письма я отвечал одним. Не потому, что не хотел, а потому, что не было свободного времени.

Примерно года через три Соня приезжает в Москву на целый месяц на стажировку в МГУ. И Соня и я были очень заняты учебой, но несколько ночей мы вместе все-таки провели вместе. Это были очень страстные и жаркие ночи, которые мне вспоминались с нежностью до тех пор, пока однажды я не получил от нее письмо, в котором Соня сообщала, что беременна от меня и делать аборт не собирается. Завершалось послание прямым вопросом: что я намерен предпринять?

К письму Сони было приложено письмо ее отца, директора школы. Тон его был довольно сдержанным, но в нем явно прочитывалась надежда, что я, как истинный джентльмен, приеду в Германию, женюсь на его дочери и постараюсь обеспечить ее и будущего ребенка всем необходимым...

Как вы понимаете, в том возрасте и при том моем "благосостоянии" заводить детей я был совсем не готов. Как мне поступить? Я не знал, а потому решил обратиться к юристу. Но в моем деле нужен был юрист-международник, но откуда я знал, что почти все они тесно связаны с КГБ? "Юрист" провел со мной очень тонкую психологическую игру: сначала запугал, потом погладил по головке, а потом заставил меня делать то, что он скажет.

Короче говоря, он задумал "потянуть время", рассчитывая, вероятно, на то, что немецкое законодательство похоже на советское и рано или поздно дело постепенно утонет в вечной волоките. Не тут-то было! Сначала он заставил меня подвергнуть сомнению свое отцовство, и действительно, прошло несколько месяцев, а никакой реакции из Германии не последовало. Но вдруг меня вызывают в Московский город-ской суд, где судья по поручению Верховного суда ГДР задает мне вопросы, ответы на которые заносятся в специальную анкету.

Меня сопровождал тот самый "юрист", и с его помощью я ответил на вопросы анкеты.

С судьей очень повезло: во-первых, она с юмором отнеслась к этому делу, во-вторых, вовремя подсказала одну важную деталь. В анкете был вопрос: если я не признаю отцовство, то согласен ли предоставить немецким медикам свою кровь на анализ? "Юрист" сказал: пиши, мол, "согласен" мол, анализ крови дает только косвенное свидетельство, а оно не может быть доказательством. Но судья вовремя заметила, что если бы анализ проводился в СССР, то он был бы прав, но германский суд настаивает на анализе у себя, а по ее сведениям, в ГДР есть новые научные разработки, которые дают почти стопроцентную гарантию установления отцовства. Недолго думая, "юрист" предложил мне написать, что я отказываюсь предоставлять кровь на анализ.

Этот трепач - "юрист-международник" - не знал даже, что в ГДР в случае отказа предоставить кровь на анализ закон на слово верит матери ребенка и отцом признают того, на кого она укажет. Потом на несколько лет я "потерялся" для немецких органов: был за границей, стажировался на "Ленфильме", затем отбывал свой первый срок...

Именно в Ленинграде судьба вновь столкнула нас с Соней. В качестве гида она привезла группу немецких туристов и случайно увидела меня на съемках фильма.

Я был искренне рад встрече: вернувшись из-за границы, я послал ей письмо, в котором просил прощения и намеками давал понять, что СССР и ГДР очень сильно отличаются, а потому не все так просто. Однако письмо вернулось назад с пометкой: "адресат выбыл". Оказывается, отец Сони умер через год после рождения Петера, так она назвала нашего сына (который, кстати, родился в шестьдесят девятом году в день рождения Гитлера), что сын носит мою фамилию, и что она переехала в другой город.

К тому времени я уже знал, что такое драгоценности и драгоценные металлы. И подарил ей платиновый браслет, украшенный изумрудами (по оценке специалистов, этот браслет стоил по тем временам порядка десяти тысяч долларов). Этот браслет был из коллекции моей рижской бабушки Лаймы. Соня поблагодарила и заверила, что простила меня, совсем не держит зла и, естественно, не имеет ко мне никаких претензий.