Биография Шерлока Холмса

Уотсон продолжал публиковать отчеты о былых приключениях в «Стрэнд мэгэзин», и мы знаем, что он посетил коттедж в Саут-Даунсе по крайней мере три раза в 1925 и 1926 годах, чтобы обсудить их публикацию со старым другом.

Если не обнаружатся новые сведения, связывающие Холмса с расследованием преступлений в 1920-е годы (а нельзя исключать, что такие сведения найдутся), мы будем вынуждены заключить, что уход от дел, якобы состоявшийся за двадцать лет до того, теперь стал реальностью.

Здоровье сыщика ухудшилось настолько, что он редко бывал способен покинуть Суссекс и посетить Лондон, сцену почти всех величайших триумфов его карьеры. Быть может, светлые дни, когда отступали недуги, отдавались сочинению давно обещанного magnum opus, охватывающего «все искусство раскрытия преступлений».

Если так, то остается шанс, что эта рукопись – один из величайших потерянных шедевров криминалистики – еще обнаружится на чердаке или в подвале у кого-то, кто понятия не имеет о хранящемся у него (или нее) сокровище.

Двадцать третьего июня 1929 года Шерлок Холмс скончался в своем доме в Саут-Даунсе. Ему было семьдесят пять лет, и полвека он оставался единственным в мире сыщиком-консультантом.

В последние годы Холмса лечил практиковавший в Истборне доктор Джеймс Визи Хакстейбл, который ежедневно навещал знаменитого пациента. В 1960-х годах доктора Хакстейбла, тогда уже восьмидесятилетнего старца, разыскал в Гастингсе, где он жил на покое, журналист Би-би-си, собиравший материалы для программы «Монитор», посвященной Холмсу. Он записал воспоминания врача о последних днях детектива.

В сцене на смертном одре, которую сыщик однажды разыграл для Уотсона и которую тот описал в рассказе «Шерлок Холмс при смерти», он словно бы заговаривается в бреду, но бормочет не о зеленых полях, как Фальстаф, а о дне океана, который грозят заполнить плодовитые устрицы, и о том, что чувствует батарея, когда изливает электричество в непроводник.

В реальности Холмс не бредил на смертном одре. Видимо, он сохранял остроту ума до последнего вздоха. Хакстейбл сообщил журналисту, что, несмотря на сильнейшие боли, сознание больного оставалось ясным.

В последний день Хакстейбл сделал Холмсу укол морфия и теперь вспомнил ироничную улыбку умирающего, а также слова, которые тогда не понял. «Он прошептал: „Мой друг Уотсон этого не одобрил бы“. Его голос в последние дни был очень слабым, но эти слова я хорошо расслышал. А затем он сказал что-то вроде „величайшая из тайн в заключение“. Я отошел, чтобы приготовить все для новой инъекции, а когда вернулся в спальню, он уже умер».

Теперь со смерти величайшего детектива прошло почти восемьдесят лет, и с каждым годом число людей, помнивших реального человека, а не легенду, которой он стал, становится все меньше. Собственно говоря, Фред Арчер может быть единственным.

В 1929 году Арчер, тогда четырнадцатилетний мальчик, живший в деревушке Фристон, каждую неделю доставлял продукты в маленький коттедж среди Саут-Даунса. Теперь, приближаясь к своему девяностолетию, Фред все еще ясно помнит странного внушительного старика, которого видел иногда. «Честно сказать, я его боялся. Я понятия не имел, кто он такой, не знал, что он знаменитость, ну и прочее. Для меня он был просто стариком, который жил в коттедже на холме. Он был жутко худым и поджарым и внушал мне страх. Я никогда не знал, что он скажет, и половину того, что он говорил, я не понимал».

На момент смерти Холмса Уотсон не виделся с ним уже три года. Единственно известным следом их общения за этот период остается типично сухая телеграмма от детектива на покое: «Пожалуйста, объясните шоскомбский вздор», в которой он выразил свое мнение о последнем из рассказов Уотсона, увидевших свет, – «Происшествии в усадьбе Олд Шоскомб», опубликованном в «Стрэнд мэгэзин» в апреле 1927 года.

Сам Уотсон не оставил никаких сведений о том, какие мысли или чувства вызвала в нем смерть Холмса. Тем не менее, вопреки некоторой холодности, возникшей между ними после Первой мировой войны, он, без сомнения, переживал примерно то же, что и почти сорок лет до этого, когда поверил, будто Холмс нашел свою смерть в Рейхенбахском водопаде. Тогда Уотсон назвал Холмса «самым благородным и самым мудрым из всех известных мне людей».

Ко времени своей смерти Холмс был – вот парадокс – и самым забытым, и одним из самым известных людей в мире. Великие дни его расцвета – дни, когда он раскрывал тайны для коронованных особ Европы, странствовал по миру как непризнанный посол Британской империи и вел борьбу с величайшими преступниками века, – остались далеко позади.

Реального Шерлока Холмса забыли, если не считать тех немногих, с кем этот замечательный человек соприкасался непосредственно. Никаких паломничеств пылких поклонников к дверям суссекского коттеджа. (Легко вообразить себе сухое раздражение, с каким столкнулся бы паломник, дерзнувший постучать в эту дверь.)