Биология добра и зла. Как наука объясняет наши поступки

Как мы увидели, с течением времени возрастает частота генетических вариантов, увеличивающих приспособленность организма к среде его обитания. А если поменять местами порядок рассуждения? Пусть та или иная черта превалирует в популяции, значит ли это, что она распространилась, потому что повышала приспособленность?{609}

«Адаптационизм» предполагает, что обычно так и есть. Нужно определить, адаптивен признак или нет, а если адаптивен, то посмотреть, как и в какую сторону его толкал отбор – в этом заключается адаптационистский взгляд на вещи. В порядочной части социобиологических рассуждений угадывается его дух.

Стивен Джей Гулд и генетик Ричард Левонтин из Гарвардского университета, а также их сторонники подвергли адаптационизм желчной критике, изобразив его в виде киплинговских «Сказок просто так»: хобот у слоненка длинный (потому что крокодил его тянул-тянул и вытянул), полосочки у зебры, шея у жирафа – всему найдется причина. Почему бы и нет, отвечали социобиологи на эту критику, а отчего у павианов мошонка завидная, у горилл же мелковата? Посмотрите на поведение, сочините «Сказку просто так», предполагающую адаптацию, и у кого самая замечательная сказка – тот и выиграет. Так рассуждают социобиологи, и их позиция позволяет пространные отступления. Как сказал один из критиков, Эндрю Браун, «проблема с социобиологией в том, что она объясняет слишком много, а предсказывает слишком мало»{610}.

Согласно Гулду, признаки часто эволюционируют в силу одних обстоятельств, а потом прилаживаются к другим (есть удобный термин – экзаптация). Вот, например, перья появились до становления птичьего полета, они изначально предназначались для теплоизоляции{611}. Однако потом оказалось, что их аэродинамические свойства также могут пригодиться. То же произошло с удвоением гена рецептора стероидного гормона (мы говорили об этом много глав назад): вторая копия гена начала мутировать в свободном режиме, выдавая на-гора бесхозные версии рецептора, пока не появился новый стероидный гормон, которому понадобился свой рецептор. Из-за подобных приспособлений, импровизированных, смонтированных по случаю на скорую руку, появился афоризм: «Эволюция – не мастер-изобретатель, а умелец-самоучка». Когда давление отбора меняет свой вектор, она берется работать с тем, что под руку попадется, и не обязательно получает наилучший результат, он может быть просто приемлемым в данных обстоятельствах. Вот, например, кальмары плавают несравненно хуже тунцов (максимальная скорость кальмаров 110 км/ч). Но по сравнению с улиточьей скоростью их прапрародителей моллюсков – это буквально огромный скачок вперед.

Между тем критика утверждает, что признак формируется не столько в силу текущих адаптивных нужд или оказываясь под эволюционной рукой, но и просто в нагрузку: адаптация велась по одному признаку, а другой оказался к нему привязан. Именно по этому поводу Гулд и Левонтин познакомили всех с антревольтами, рассказав о них в своей знаменитой статье «Антревольты Св. Марка и парадигма Панглосса: Критика концепции адаптационизма» (The Spandrels of San Marco and the Panglossian Paradigm: A Critique of the Adaptationist Programme). Антревольт – это термин из архитектуры, он означает пространство между двумя арками, и Гулд с Левонтином обсуждали росписи антревольтов в соборе Святого Марка в Венеции.[334]

Бесхитростный адаптационист, какого представили Гулд и Левонтин, увидев антревольты Сан-Марко, решит, что они были нарочно устроены, чтобы создать пространство для росписей. Иными словами, антревольты эволюционировали, чтобы предоставить росписям соответствующее место. На самом деле они появились вовсе не для этого, а по причинам конструкторского толка. Если нужно построить ряд арок (они ведь со всей очевидностью сооружались с адаптивным прицелом, т. к. именно арочные колонны поддерживают купол), то неизбежно между арками появляются промежутки. Появляются в качестве побочного продукта. А не адаптации. И пока отбираются наилучшие арочные своды, антревольты – их эволюционная нагрузка – могут привлечь внимание художника. В качестве подобного побочного продукта, расписных антревольтов, можно рассматривать соски у мужчин – у женщин они играют адаптивную роль, а у мужчин они есть постольку-поскольку: они им не нужны, просто отбору было все равно, есть они у мужчин или нет[335]. Гулд и Левонтин утверждали, что многие признаки, поставлявшие сюжеты для адаптационистских «Сказок», – это всего лишь антревольты.