Читаем Биология добра и зла. Как наука объясняет наши поступки полностью

С ней мы оказываемся на Диком Западе зеркальнонейронологии – нас ждут размышления о том, что зеркальные нейроны особенно важны для языка, эстетического чувства, сознания…{857} Здесь люди, две секунды назад впервые услышавшие о зеркальных нейронах, начинают строчить обзоры, завершая их примерно так: «Ух ты! Зеркальные нейроны – это круто!.. Они открывают множество интереснейших перспектив. Возможно, они объясняют даже… ЭМПАТИЮ!»

Действительно, почему бы и нет? Почувствовать боль другого – это как будто отразить в себе его опыт, как будто вы – это он. Будто примериваешь на себя чужое переживание – ого, подошло! До чего же соблазнительная идея! Уже несколько десятилетий, прошедших после открытия зеркальных нейронов, она то и дело всплывает в обзорах: возможно, зеркальные нейроны объясняют эмпатию. Так, например, у Галлезе, который «в теме» более 20 лет, можно найти: «Я полагаю, что зеркальные свойства лежат в основе функционирования нашего мозга и что наша способность к эмпатии может опосредоваться встроенными зеркальными механизмами». Да и Якобони наряду с этим пишет: «Зеркальные нейроны можно, вероятно, считать кандидатами на роль основы основ эмпатии на клеточном уровне». Для этой идеи имеются кое-какие подтверждения: например, если человек считает себя в высокой степени склонным к эмпатии, то у него в экспериментах с наблюдением движений будут сильнее возбуждаться соответствующие зеркальные нейроны. Все остальное для скептически настроенных критиков выглядит пустой спекуляцией{858}.

Это, конечно, невесело. Но еще хуже, когда люди, опуская слово «возможно», утверждают, что роль зеркальных нейронов в организации эмпатии доказана. Скажем, Якобони ошибочно принимает обычную корреляцию за причинно-следственную зависимость: «В других исследованиях, к примеру, показано, что активность [премоторной коры] коррелирует с эмпатией, даже когда человек наблюдает хватательное движение, лишенное всякого эмоционального содержания. Следовательно, активность зеркальных нейронов является необходимым условием эмпатии»{859} (курсив мой).

Вопиющий образец подобных рассуждений найдем и у блистательного нейрофизиолога Вилейанура Рамачандрана из Калифорнийского университета в Сан-Диего, одной из самых творческих фигур в нашей области, выполнившего замечательные исследования фантомных болей, синестезии и внетелесных переживаний. Нечего и говорить о его талантах, но в отношении зеркальных нейронов он обнаруживает упоенное простодушие. Например, читаем: «Мы знаем, что мои зеркальные нейроны могут буквально ощущать вашу боль». Далее автор называет их «движущей силой, за счет которой [60 000 лет назад] совершился великий скачок вперед» к современному человеческому поведению и заканчивает знаменитой фразой: «Зеркальные нейроны сослужат для психологии ту же службу, что и ДНК для биологии». Я вовсе не пытаюсь наговаривать на Рамачандрана, но как вынести, когда столь замечательная личность выдает про зеркальные нейроны рекламные слоганы наподобие «нейронов Ганди»?[451] И написано это было не в 1990-е гг., не в пору первой горячки вокруг зеркальных нейронов. Спустя два десятилетия он все еще утверждает: «Я не считаю, что роль зеркальных нейронов [в формировании эмпатии] преувеличена. Она, как мне видится, на самом деле преуменьшается»{860}.

И Рамачандран в этом не одинок. Английский философ Энтони Грейлинг, который занимается проблемой происхождения эмпатии уже порядочное время, писал: «У нас огромное призвание к эмпатии. Эта способность развилась на биологической основе, как показывает деятельность зеркальных нейронов». Или вот статья 2007 г. в The New York Times, где описывается, как один человек героически спас другого, и в ней снова всплывают зеркальные нейроны: «У людей имеются зеркальные нейроны, заставляющие чувствовать переживания окружающих» (курсив мой){861}. И конечно, на ум приходит одноклассник моей шестилетней дочери, которого учительница похвалила перед всеми учениками за то, что он позаботился о чистоте планеты, убрав обертки от печений после праздника Дня Земли, следующими словами: «Это потому, что наши нейроны имеют зеркальца».

Пожалуй, я бы счел себя критически мыслящим вольнодумцем, оторвавшимся от толпы, однако в последние годы зеркальные нейроны для большинства специалистов и впрямь выглядят изрядно перехваленными. Психолог Гари Маркус из Нью-Йоркского университета называет зеркальные нейроны «самой раздутой идеей в психологии», философ и нейробиолог Патриция Чёрчленд из Калифорнийского университета в Сан-Диего пишет: «Это всеобщие любимцы для компании под девизом “не-будем-ни-к-чему-присматриваться”», а гарвардский специалист Стивен Пинкер заключает: «В действительности зеркальные нейроны не объясняют ни языка, ни эмпатии, ни социума, ни мира во всем мире»{862}.

Просто получается, что исследования зеркальных нейронов не выявили ничего особенно важного, что пригодилось бы нам в обсуждении данной главы.

Перейти на страницу:

Все книги серии Книжные проекты Дмитрия Зимина

Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?
Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?

В течение большей части прошедшего столетия наука была чрезмерно осторожна и скептична в отношении интеллекта животных. Исследователи поведения животных либо не задумывались об их интеллекте, либо отвергали само это понятие. Большинство обходило эту тему стороной. Но времена меняются. Не проходит и недели, как появляются новые сообщения о сложности познавательных процессов у животных, часто сопровождающиеся видеоматериалами в Интернете в качестве подтверждения.Какие способы коммуникации практикуют животные и есть ли у них подобие речи? Могут ли животные узнавать себя в зеркале? Свойственны ли животным дружба и душевная привязанность? Ведут ли они войны и мирные переговоры? В книге читатели узнают ответы на эти вопросы, а также, например, что крысы могут сожалеть о принятых ими решениях, воро́ны изготавливают инструменты, осьминоги узнают человеческие лица, а специальные нейроны позволяют обезьянам учиться на ошибках друг друга. Ученые открыто говорят о культуре животных, их способности к сопереживанию и дружбе. Запретных тем больше не существует, в том числе и в области разума, который раньше считался исключительной принадлежностью человека.Автор рассказывает об истории этологии, о жестоких спорах с бихевиористами, а главное — об огромной экспериментальной работе и наблюдениях за естественным поведением животных. Анализируя пути становления мыслительных процессов в ходе эволюционной истории различных видов, Франс де Вааль убедительно показывает, что человек в этом ряду — лишь одно из многих мыслящих существ.* * *Эта книга издана в рамках программы «Книжные проекты Дмитрия Зимина» и продолжает серию «Библиотека фонда «Династия». Дмитрий Борисович Зимин — основатель компании «Вымпелком» (Beeline), фонда некоммерческих программ «Династия» и фонда «Московское время».Программа «Книжные проекты Дмитрия Зимина» объединяет три проекта, хорошо знакомые читательской аудитории: издание научно-популярных переводных книг «Библиотека фонда «Династия», издательское направление фонда «Московское время» и премию в области русскоязычной научно-популярной литературы «Просветитель».

Франс де Вааль

Биология, биофизика, биохимия / Педагогика / Образование и наука
Скептик. Рациональный взгляд на мир
Скептик. Рациональный взгляд на мир

Идея писать о науке для широкой публики возникла у Шермера после прочтения статей эволюционного биолога и палеонтолога Стивена Гулда, который считал, что «захватывающая действительность природы не должна исключаться из сферы литературных усилий».В книге 75 увлекательных и остроумных статей, из которых читатель узнает о проницательности Дарвина, о том, чем голые факты отличаются от научных, о том, почему высадка американцев на Луну все-таки состоялась, отчего умные люди верят в глупости и даже образование их не спасает, и почему вода из-под крана ничуть не хуже той, что в бутылках.Наука, скептицизм, инопланетяне и НЛО, альтернативная медицина, человеческая природа и эволюция – это далеко не весь перечень тем, о которых написал главный американский скептик. Майкл Шермер призывает читателя сохранять рациональный взгляд на мир, учит анализировать факты и скептически относиться ко всему, что кажется очевидным.

Майкл Брант Шермер

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов

Эта книга — воспоминания о более чем двадцати годах знакомства известного приматолога Роберта Сапольски с Восточной Африкой. Будучи совсем еще молодым ученым, автор впервые приехал в заповедник в Кении с намерением проверить на диких павианах свои догадки о природе стресса у людей, что не удивительно, учитывая, насколько похожи приматы на людей в своих биологических и психологических реакциях. Собственно, и себя самого Сапольски не отделяет от своих подопечных — подопытных животных, что очевидно уже из названия книги. И это придает повествованию особое обаяние и мощь. Вместе с автором, давшим своим любимцам библейские имена, мы узнаем об их жизни, страданиях, любви, соперничестве, борьбе за власть, болезнях и смерти. Не менее яркие персонажи книги — местные жители: фермеры, егеря, мелкие начальники и простые работяги. За два десятилетия в Африке Сапольски переживает и собственные опасные приключения, и трагедии друзей, и смены политических режимов — и пишет об этом так, что чувствуешь себя почти участником событий.

Роберт Сапольски

Биографии и Мемуары / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука

Похожие книги

100 великих замков
100 великих замков

Великие крепости и замки всегда будут привлекать всех, кто хочет своими глазами увидеть лучшие творения человечества. Московский Кремль, новгородский Детинец, Лондонский Тауэр, афинский Акрополь, мавританская крепость Альгамбра, Пражский Град, город-крепость Дубровник, Шильонский замок, каирская Цитадель принадлежат прекрасному и вечному. «У камня долгая память», – говорит болгарская пословица. И поэтому снова возвращаются к памятникам прошлого историки и поэты, художники и путешественники.Новая книга из серии «100 великих» рассказывает о наиболее выдающихся замках мира и связанных с ними ярких и драматичных событиях, о людях, что строили их и разрушали, любили и ненавидели, творили и мечтали.

Надежда Алексеевна Ионина

История / Научная литература / Энциклопедии / Прочая научная литература / Образование и наука