Биология и Буддизм. Почему гены против нашего счастья и как философия буддизма решает эту проблему

Согласно буддистской теории, влечение к приятному является основным двигателем сансары. Чувственная жажда проявляется в разных обличьях и с разной выраженностью: заинтересованность, желание, вожделение, привязанность, страсть, зависимость. Все эти термины описывают разные аспекты основного способа существования в сансаре – глубинной тяги к получению удовольствий. Когда речь идет об удовлетворении физиологических желаний, тогда это легко вписывается в эволюционную картину. Но как быть с тем, что существо способно испытывать удовольствие, не связанное с физиологическими потребностями, и даже наоборот – происходит уменьшение физиологического комфорта? Художники и писатели терпят муки творчества, живут впроголодь, чтобы иметь возможность выразить свое понимание прекрасного. Миллионы людей согласны терять деньги, которые можно потратить на привычные земные удовольствия, ради того чтобы через полпланеты добраться до Лувра и собственными глазами увидеть Джоконду.

Высокая культура приводит к тому, что существо способно наслаждаться в высшей степени условными и иллюзорными объектами. Признаки «прекрасного» ситуативны и полностью зависят от сложившейся конъюнктуры в отдельной группе людей. Вряд ли абориген Амазонки, никогда не сталкивавшийся с западной цивилизацией, услышит что-то прекрасное в симфоническом оркестре. Некоторым людям нравится ранний Пикассо, но его картины периода кубизма кажутся неприятными[19]. И более чем сложно представить, что картины абстракционистов и эпатажные инсталляции современных сюрреалистов понравятся представителям других культурных традиций, не имеющим представления об истории европейского искусства. Человечество постоянно создает и обновляет эстетические нормы. То, что было красиво и модно пару сезонов назад, сегодня считается непривлекательным. Каноны прекрасного меняются, но способность испытывать рафинированное удовольствие, не связанное с удовлетворением физиологических потребностей, остается и требует новых изысков.

В довершение разговора об условности «прекрасного» и искусственности «искусства» непременно нужно вспомнить успех художника-авангардиста Пьера Брасо, картины которого нашумели на выставке в Гетеборге в 1964 году. Специалисты высоко оценили его работы: «Брасо – художник, выступающий с деликатностью балетного танцора». Известный художественный критик писал, что в его картинах «точно рассчитан каждый штрих», а «кисть танцует на холсте с бешеной утонченностью».

Пьер Брасо оказался… обезьяной.

Мистификация была придумана шведским журналистом Эке Аксельсоном, чтобы проверить, смогут ли критики отличить работы настоящих высокопрофессиональных художников от мазни обезьяны. Настоящее имя «художника» было Питер, и он обитал в зоопарке маленького шведского городка. Кисти и краски Питер впервые увидел незадолго до выставки[20].

В этой истории прекрасно все! Картины Пьера Брасо говорят о многом: об условности и иллюзорности эстетики искусства, а также о человеческой зависимости от чужого мнения, покорности имиджам, получении удовольствия с помощью удовлетворения надуманных потребностей надуманными методами… И о многом другом! Хотя сам художник был бесконечно далек от подобных сложных материй.

Один из наших предков – человек прямоходящий, которого мы с полным правом считаем человеком, – не обладал даром искусства. Если у него таковое и было, то в настолько зачаточном состоянии, что никаких свидетельств не сохранилось.

Неандерталец, представляющий сестринскую для нашего вида эволюционную ветку, обладал мозгом бо́льшим, чем наш, создавал каменные орудия, планировал сложную групповую деятельность, доживал до глубокой старости и обладал зачатками религиозного сознания (о чем можно судить по захоронениям) и тем не менее не оставил свидетельств искусства. Неандертальцу не повезло: основная версия его исчезновения – встреча с кроманьонцем.

Человек разумный тоже освоил искусство не сразу – примерно восемьдесят тысяч лет назад появились первые раскрашенные раковины, а до этого 100 тысяч лет мы прекрасно существовали и без искусства. Как видно, для того чтобы быть человеком, не обязательно иметь склонность к прекрасному.

Настоящее человеческое искусство родилось во времена европейского «творческого взрыва» примерно тридцать пять тысяч лет назад и более двадцати тысяч лет процветало в виде наскальной живописи. Остальные направления искусства до нас не дошли потому, что их носитель не так монументален, как стены пещер. Однако чудом уцелевшие Человеко-лев, Венера Швабская и костяные дудочки[21] не оставляют сомнений, что искусство в разных формах существует как минимум сорок тысяч лет. О его общем уровне косвенно можно судить по качеству рисунков пещеры Шове[22], и вряд ли стоит сомневаться, что параллельно существовали другие формы: музыка, танцы, рукодельные формы, малая скульптура…