Таким образом, я приучаюсь оказывать другому человеку услугу, даже не чувствуя к нему истинного расположения, ибо предвижу, что он ответит мне тем же, тоже ожидая ответной услуги и рассчитывая на поддержание взаимного обмена услугами со мной и с другими людьми. Следовательно, если я оказал ему услугу и он воспользовался выгодой, проистекающей из моего поступка, он вынужден внести и свою долю (в обмен услугами), так как предвидит последствия своего отказа[62]
Теория, объясняющая примеры неродственного альтруизма, получила название реципрокного (взаимного) альтруизма. В простом варианте ее можно изложить следующим образом: существа, способные запоминать членов своей группы, будут помогать друг другу в надежде, что их помощь вернется в виде встречной услуги.
Чтобы лучше объяснить, как именно это проявляется в природе, часто приводится пример летучих мышей – вампиров. Их необычное поведение описал Джеральд Уилкинсон в 1983 году после экспедиции в Коста-Рику. Рукокрылые вампиры ведут ночной образ жизни, вынуждены селиться небольшими колониями, и в дневное время помимо сна у них достаточно свободного времени, чтобы заводить знакомства. Жизнь этих милых млекопитающих нелегка – далеко не каждую ночь получается поесть. Согласно исследованиям Уилкинсона, старые особи остаются голодными в 10 % вылетов, тогда как молодые – в три раза чаще. Если мышь голодает более шестидесяти часов, то рискует умереть. Уилкинсон обнаружил, что мыши охотно делятся добычей с голодающими собратьями – отрыгивают часть крови. При этом, будучи голодными, они прекрасно запоминают тех, кто жадничал, и впоследствии отказывают ему в помощи. Также они прекрасно разбираются в том, кто действительно ослаб от недоедания, а кто просто хочет облегчить себе жизнь за чужой счет. Исследования в эксперименте показали, что в случайно собранной группе делятся пищей только мыши, знавшие друг друга по предыдущим группам, – значит, животные способны запоминать и узнавать.
Очевидно, что кооперация такого рода возможна только у высокорганизованных общественных животных.
Теория взаимного альтруизма была сформулирована Робертом Триверсом после поездки в Африку, где он изучал взаимоотношения бабуинов. Здесь тоже не обошлось без Гамильтона. С ним Триверс обсудил свою идею и, получив одобрение, издал статью, в которой объяснял, почему реципрокность (взаимность) выгодна: даже для эгоистичного индивида выгодно оказывать услугу другим, если цена услуги меньше, чем возможное ответное благодеяние. На примере рукокрылых вампиров это выглядит следующим образом: небольшая порция отданной крови мало значит для сытого и объевшегося счастливчика, но для того, с кем он поделился, это спасение (возможно, он не ел уже несколько дней). Для отдающего это малость, а для принимающего – очень много. Отдающий теряет мало, но в тяжелые времена может приобрести несопоставимо больше.
Несмотря на простоту и очевидность идеи «ты мне – я тебе», наука шла к ней тяжело и долго. Такая очевидная мысль не принималась во внимание из-за преобладавших стереотипов. Никто с ходу не согласился бы с тем, что невероятное количество видов животных достаточно умны для таких отношений.
После того как человечество с невероятным скрипом распрощалось с забетонированной идеей, что человек – венец творения, что он богоподобен, что он повелитель других тварей и природы в целом… После всего этого косного идеализма мы предсказуемо впали в другую крайность – в материалистический цинизм. Мы уверовали в то, что наука может объяснить все. Животные превратились в понятных живых роботов. Жизнь этих роботов была погружена в постоянную борьбу, агрессию, жестокость, в этом процессе единственная цель – выжить. Сотрудничество носит вынужденный и сиюминутный характер. Ради выживания можно принести в жертву все!
Человек стал восприниматься как такой же робот, только еще более сложный и обладающий суперсилой – самосознанием! Внутри этого сверхживотного кипят те же инстинкты, но они с переменным успехом подавляются с помощью тонкого слоя сознания, созданного воспитанием и культурой. Эту точку зрения разделял и активно продвигал такой мыслитель, как Фрейд. Неудивительно, что данные, которые не вписывались в картину тщетной борьбы отвратительных инстинктов с тонким искусственным налетом цивилизованности, вынуждены были пробивать себе путь наверх через толщу предрассудков.