Биология просветления

Я не учитель, и у меня нет для вас учения. Вы должны учить самих себя и открывать для себя, что вас туда ничто не приведет. Изменение, фундаментальная революция, только революция… как вы собираетесь ее совершать? Вы день за днем, год за годом изучаете подробности психики – для чего? Психологи также делают то же самое. Они говорят – «Мальборо» (сигареты) имеют другой букет, но это одно и то же, и вы на это попадаетесь.

Я говорю – стоп. Я не привлекаю вас никакими обещаниями, и не имеет значения, если никто не приходит. Если есть хоть один, кто заинтересован и готов преодолевать всю структуру, я готов сидеть здесь в течение следующих семидесяти лет своей жизни, чтобы говорить вам, что это не способ, поскольку не существует никакого способа перехода от вашей психики к этому состоянию. Пути не существует.

Я не могу делиться. Чем можно делиться? Деньги, опыт, три свитера, которые у меня есть, – всем этим я могу делиться. Но это вообще не опыт, так что здесь нечем делиться. Если бы я мог этим делиться, я бы дал это пяти с четвертью миллиардам людей, живущих на этой земле, не ожидая ничего взамен. Но я не могу делиться, и мне нечего давать, никакого учения.

Это не путь, и вы двигаетесь в противоположном направлении. Вот и все, что я могу говорить. Вы можете спрашивать, каков же тогда правильный путь.

Нет никакого правильного пути. Я не могу дать вам дорожную карту, поскольку сам не знаю эту территорию. Но я могу сказать вам, что там нет никакого рая, никакого Нового Иерусалима. Просто жить, просто плыть, и больше ничего. Есть вызовы и отклики тела. Это движение жизни.

Сальваторе: Я хочу задать вам вопрос. Предположим, что по закону вы должны пойти в армию и сражаться за страну что бы вы делали?

У. Г.: Я не могу никого ранить или убивать. Это для меня невозможно. Поэтому я отправлюсь в тюрьму, и вместо друзей, которые кормят меня здесь, в тюрьме меня будет кормить правительство. (Общий дружный смех.)

Это факт. Никто не может заставить меня убивать. Мне придет конец. То, что здесь есть, это тело, придет к концу, вот и все. Не имеет значения, вгоняют ли в это тело пулю или убивают как-то иначе. Меня будут пытать. «Пытка» для меня – это просто слово… оно не несет никакого образа, никакого эмоционального содержания.

Если вы хотите, чтобы я зарабатывал себе на хлеб, я буду рыть для вас канавы или буду преподавать. Я буду преподавать математику. Если вы говорите, что я должен преподавать вашу идеологию, то этого я никогда не буду делать. Я читал всевозможные книги – философию, политические теории, Шанкару, Будду, «Грамматику политики» Ласки – вряд ли есть предмет, о котором я не читал, но все это навсегда пропало. Я никогда не смогу объяснять философию, идеологию или что-либо в этом роде.

Понимаете, то, что вы считаете самым драгоценным, а именно мышление, здесь закончилось. Так что мне чувствовать или думать, чего держаться или за что сражаться? Ничего такого нет.

Сальваторе: Что вы делаете для пропитания?

У. Г.: Питание не проблема. Пища, одежда и кров – эти основные нужды не должны быть проблемой. Но мы превратили это в проблему. Небольшое число богатых стран и богатых людей контролируют мировые ресурсы. У мира достаточно ресурсов, чтобы кормить семь с половиной миллиардов человек, как сейчас. Тогда почему в мире есть нищета и страдание? Я задал этот вопрос и ничего не могу с этим поделать. Но одно я могу. Пока мы функционируем так, как мы функционируем, мы увековечиваем это состояние нищеты и страдания. Но проблему нищеты нельзя решить путем самоотречения и голодания.

Сальваторе: Отречение – это отрицательный подход?

У. Г.: Отказывая себе в чем бы то ни было, вы никуда не придете.

Сальваторе: Что такое отрицательный подход?

У. Г.: Вы разделяете положительное и отрицательное только в сфере мышления, но когда мышления нет, что тогда положительное и что отрицательное?

Здесь нет никакого подхода; не существует подхода к жизни. Так что это не может быть ни положительным, ни отрицательным. Здесь нет никакого перевода. Запись происходит, и когда есть необходимость, она воспроизводится. На самом деле именно ты произносишь то, что содержится в записи.

Сальваторе: Вы отвечаете на наши вопросы.