Биомеханическая активность

— Блин, дед, мог бы и сказать, — недовольно сказала Мири. — Я всё равно догадалась. Для некомбатанта ты слишком ловко обращаешься с пушкой.

— Я собирался, честно. Но всё как-то откладывал…

— Ой, да плевать. Эта новость меня не шокировала. Но ты же не местный, зачем влез?

— Молодой был. Глупый. Думал, если победить, то всё кончится.

— Война никогда не кончается, — засмеялся своим металлическим голосом Хаример.

— А почему вам не сделали протез? — спросила его Василиса.

— Протез жопы? — рассмеялся бывший пилот. — Таких не бывает. Моим протезом, детка, стал штурмовик! Для того, чтобы летать, жопа не нужна. Я подсоединяюсь непосредственно к бортовым системам.

Он наклонил голову вперёд, и стало видно, что ниже шеи его тело соединено с креслом самым крупным нейроразъёмом из тех, которые до сих пор видела Василиса.

— Я ещё шесть лет потом летал! Четыре раза был сбит, но меня собирали по кускам, прикручивали недостающее и снова загружали в кокпит. Потому что пилот дороже самолета, детка. Намного дороже. А я был отличным пилотом, самым лучшим!

— А что потом?

— Приказ на следующий вылет однажды не пришёл. Я торчал на взлётной полосе две недели, но целей не выдавали. И тогда я понял, что война кончилась. Загнал штурмовик в ангар, откинул обтекатель кабины и включил протокол эвакуации для аварийной посадки. Моё кресло отключилось от планера и на автономных движках притащило меня к людям. Там-то я и встретился с Брэном-который-отстрелил-мне-жопу.

— И вы подружились? — изумилась Василиса.

— Ну, то, что мы покалечили друг друга, выяснилось гораздо позже. Просто два ветерана, оба из ВВС, оба инвалиды. А кто на какой стороне воевал, к тому времени уже было насрать. Вдвоём было легче выжить. Пока кресло летало, я разведывал хабар, а он на своих гусеницах его вытаскивал. Так что, когда сверили даты и время, только посмеялись, как нелепо шутит судьба. Раз уж не отстрелил ему жопу тогда, не достреливать же было. Ладно, припёрлись-то зачем? Не для того же, чтобы военные байки послушать?

— Представь себе, Хаример, именно для этого, — сказал Брэн. — Ты мне как-то рассказывал, как вы штурмовали чёрную башню…

— А, ту, похожую на…

— Хаример!

— …на то, что ты мне отстрелил вместе с жопой, и о чём я жалею больше, чем о ней. Да, было дело. Мы тогда много чего штурмовали. Утюжили с воздуха всё, что возвышается над почвой: дома, фабрики, мосты, склады, школы… Да вообще всё. Доктрина тотальной зачистки. И не надо так на меня смотреть, Мири, — другая сторона поступала так же, и твоему драгоценному деду тоже есть, что вспомнить. Так вот, на эту башню мы заходили с моря, в третьей волне. Первые две выбили ПВО почти подчистую. Кое-что ещё постреливало, но уже несерьезно, так что обработали мы её всем боекомплектом с трёх штурмовых звеньев, а это ни много ни мало — девяносто ШУРДов, по двенадцать ракет воздух-земля на машину в полной загрузке. Вывалили на неё всё это и ушли на разворот над морем. Заходим снова — две пристройки с боков в руинах, а самой башне хоть бы хрен. Из пушек для очистки совести прошлись — но, раз уж её ракеты не развалили, то пушки тем более, даже не поцарапали. Так и улетели на базу ни с чем. Потом ребята говорили, что они после нас дважды вылетали, но с тем же результатом. Стоит как заколдованная. А что за башня, зачем она — хрен её знает. Тогда много всего было недоразбитого, это сейчас одни руины.

— Похоже это на то, что ты описывала? — спросил Брэн Василису.

— Очень похоже. А где эта башня?

— Где-то на берегу. Я тебе что, генштаб? Мне координаты в бортовой комп кидают, я лечу. Запоминать всё, что я за десять лет ракетами расхреначил, мне как-то недосуг. А что, такая важная башня?

— Очень, — вздохнула Василиса.

— Ну, если очень… Есть один способ.

— Да давай уже, Хаример! — недовольно сказал Брэн. — Раз уж устроил тут день откровений — жги, не останавливайся.

— Координаты всех вылетов в памяти тактического компьютера моего ШУРДа.

— Ты хочешь сказать, что он так и стоит в ангаре?

— А куда он денется, Брэн? Это же автономный тактический узел класса Б-4. Помнишь, сколько их настроили после третьей кампании? Там топливо и боекомплект, солнечные батареи и автоматы предполетного обслуживания. Он закрыт и замаскирован, сталкерам туда не добраться. Открыть его могу только я, личным пилотским кодом.

— И ты это сделаешь?

— Почему нет?

— И что ты за это хочешь?

— Ты знаешь, Брэн. Ты знаешь.

— Метапромизол тебя убьёт, пилот. Нельзя жрать боевой коктейль на завтрак, обед и ужин.

— Во мне нечего убивать, стрелок. Всё ценное ты отстрелил шестнадцать лет назад. Во мне меньше двадцати процентов органики, и в основном это мозг. И он доставляет мне куда больше страданий, чем удовольствия. Я на восемьдесят процентов покойник, а покойника нельзя убить.

— Чёрт с тобой, я достану тебе компоненты. Хочешь заливать мозги боевой химией — на здоровье. Но как мы попадём к ангару и как его откроем? У меня нет пилотского кода.

— У тебя есть я. Я покажу дорогу, открою ворота, дам координаты и валите на все четыре стороны. Обратно тащить меня не придётся.

— Ты что задумал?