–У… у меня неплохие отношения с Синклером с тех времен, когда я и Даниэль были главными архитекторами Восторга. Я убедил его разрешить мне проинспектировать местную систему, чтобы увидеть, не слишком ли большую нагрузку она оказывает на остальной Восторг – вслепую, разумеется. Он разрешил, а все остальное сводилось к подкупу охранников…
– Хорошо. Позаботься о том, чтобы охрана позволяла тебе приходить в любое время, плати им сколько нужно. Они боятся Салливана и Райана, не получится убедить их просто отпустить меня. Но их можно убедить дать мне возможность говорить с другими заключенными, – она нахмурилась. Он заметил отблеск эмоциональной боли в выражении ее лица, который, впрочем, был тут же подавлен. – Что с… Элеонорой? Хоть что-то известно?
– Они пытаются… влиять на нее.
София Лэмб поморщилась:
– Ясно. Они думают, что она нечто простое…. но я сокрыла ее истинную миссию глубоко в ней. Элеонора выживет! И она удивит их. Она всех здесь удивит. Я верю в это, – она быстро взглянула на дверь. – Я налаживаю терапевтические отношения с Найджелом Вейром….
Уэльс одарил ее удивленным взглядом:
– С Вейром? Комендантом «Персефоны»? Он позволил вам….
Она улыбнулась:
– Он грустный, беспокойный человечек. Под предлогом допроса расспрашивал меня о самом себе. Понимаешь, косвенно. Я перевела допрос на него – мы даже посмотрели вместе его личное дело. Мне кажется, я смогла уговорить его дать разрешение на проведение экспериментов и терапии на заключенных «Персефоны». Он убедит Синклера, что все это на благо маленькой вотчины Райана. Но, когда придет время, я планирую устроить восстание здесь. Которое они и не ожидают. Такая глупость – поместить столько политических заключенных в одном месте, но это только нам на руку…
Глядя на нее, Саймон почувствовал головокружение. Он внезапно, не контролируя себя, рухнул на колени.
– Мадам…ох, София! Как я мог быть верен Райану? Как я мог позволить ему ослепить меня?
Она улыбнулась:
– Все правильно, Саймон. Эго сильно. Воля к любви слаба, сначала. Она должна укрепляться жертвой во имя коллектива. Это занимает время! Но ты был одним из первых, узревших свет! Ты любим мною, Саймон Уэльс… И в один прекрасный день, власть Райана падет. И я… мы… будем ждать этого момента, чтобы занять его место. Восторг будет наш. Скажи им, скажи всем, я буду следить! Я узнаю, кто подчинился эго, а кто с благословением возносится к телу…
– Да, София! Я прослежу, чтобы вся паства узнала!
Лэмб положила руку на его голову, благословляя. Уэльс почувствовал, как по телу прошла дрожь от ее прикосновения, он опустил голову и заплакал от радости…
13
Салливан волновался за старшего констебля Харкера. У СК была такая отдышка, словно он только что пробежал две мили, но Салливану было чертовски хорошо известно, что этот человек просидел за своим столом как минимум полчаса. Одна из сигарет Харкера все еще дымилась на краю пепельницы-ракушки. Он сидел здесь, тяжело дышал, пялился в пустоту, барабанил веснушчатыми пальцами по столу. Старший констебль – низкий толстый человек с двойным подбородком и редеющими рыжими волосами, в черном потертом костюме. Он, судя по всему, не брился уже пару дней.
– Ты просил меня зайти, Харкер, помнишь? – спросил Салливан, садясь напротив него. – Ты в порядке? Выглядишь немного помятым.
– Конечно. Я... я в порядке, – Харкер невольно начал теребить значок констебля на лацкане пиджака. – Просто иногда задумываюсь, – он быстро взглянул на дверь, чтобы убедиться, что она закрыта, – не сделал ли я ошибку, приехав в Восторг.
Салливан усмехнулся:
– Не думай, что ты в этом эдакий одинокий рейнджер. Я почти не знаю людей, которые бы иногда не чувствовали себя так же.
Харкер кивнул, пожалуй, слишком торопливо:
– Но ведь есть все еще и истинно верующие, шеф. Как Риццо, Уэльс. Райан, разумеется. Этот ненормальный Сандер Коэн. Может быть, и МакДонаг. И, конечно, те, кого мы потеряли, как Гриви…
– Да, стыдно за Гриви – он вел себя слишком самоуверенно, ходил повсюду, как хозяин. Они чуть и Билла не забрали заодно.
– Я не знаю. У меня плохое предчувствие обо всем этом, шеф. Я благодарен вам за то, что вы доверили мне этот пост. Но лучше мне было оставаться в Штатах и, знаете, заниматься чем-то другим…
– Ты и я, мы со значками, приятель, и слишком стары, чтобы что-то менять, – он отчетливо видел, что Харкер напуган, очень напуган. – Что это? В смысле, есть что-то, что выбивает тебя из колеи. Что-то вполне определенное. Почему ты позвал меня?
Харкер раздраженно потер большим пальцем поросль двухдневной щетины и полез в ящик стола. Он достал оттуда пистолет, встал, спрятал оружие в карман пиджака и произнес:
– Я покажу вам, пойдемте.
Они вышли в коридор, где терпеливо ждал Карлоский с дробовиком в руках. Салливан держал этого русского при себе, когда Великий в нем не нуждался. Вчера его дробовик разорвал сплайсера-паука на две половины и спас шкуру Салливана.