«Ублюдок ведет себя как какая-то мультяха», – подумал Салливан. Он попытался схватить сплайсера, но пальцы лишь прошли сквозь воздух, трещащий от энергии.
Шеф повернулся и увидел, как мутант одной рукой вырывает пистолет из рук Харкера, а другой срывает с него значок.
Салливан направил на сплайсера пистолет и выстрелил, но нажал на спусковой крючок на секунду позже – пуля прошла сквозь пустое место и срикошетила от металлической стены рядом с Харкером. Странный звук раздался вновь, вспышка света мелькнула за окошком восемнадцатой камеры.
Харкер издал жалобный, тихий вздох – звук, который вы никогда не ожидаете услышать от такого человека, – после чего захрипел, начал оседать вдоль стены, оставляя на ней кровавый след. Он упал лицом вниз, дергаясь, и застонал. Рикошет от выстрела Салливана ранил его. Причем серьезно.
– Проклятье, Харкер! – вскрикнул Салливан, словно все это было ошибкой самого Харкера. – Прости меня, я…
– Просто… – задыхался Харкер, – разберитесь с этим ублюдком…
Крепко держа Томми-ган, Кавендиш подбирался к окошку в металлической двери восемнадцатой камеры. Он только заглянул туда, как его голова дернулась назад, одновременно с раздавшимся выстрелом.
Сначала Салливану показалось, что констебль мертв, но затем он понял, что Кавендиш лишь потерял довольно большой кусок левого уха. Теперь он сидел, прижимая руку к красному потоку, шипя от боли весьма грозные ругательства.
– Хи-хи-хи-хииии! – донеслось из камеры. – Жаль, что я промазал, мог бы подправить твою уродливую гребаную мордень дыркой от пули, вонючая собака! Надо посоветовать такой метод Штайнману!
Салливан двигался вдоль камер в полуприсяде, держа оружие наготове. Он не обращал внимания на бородатого сплайсера из шестнадцатой, который все насмехался:
– Видите, если вы дадите нам наш АДАМ, мы все будем счастливыми гарпиями, но сейчас вы делаете из нас грустных грустнях, а грусть ранит! Ранила, ранит и будет ранить!
«Сегодня раню только я», – угрюмо подумал Салливан. Он нечаянно подстрелил Харкера. И этот сплайсер с телепортом потряс его. Теперь ему стало понятно, почему СК был настолько взволнован.
Шеф подобрался к двери камеры сбоку, держа пистолет поднятым, стараясь заглянуть в окно, не превратившись при этом в удобную мишень. Наполовину голый сплайсер отдыхал на кровати в дальнем углу камеры с мягкими стенами. Он завел левую руку за голову, а правой раскручивал револьвер на указательном пальце. При этом мутант распевал одну из рекламных песен Восторга:
На слове «сварено!», сплайсер перестал раскручивать пушку и выстрелил в зарешеченное окно камеры. Пуля попала в решетку и срикошетила в коридор, но Салливан успел пригнуться.
Он медленно выпрямился и услышал за спиной тот странный звук и крик Кавендиша:
– Вниз, шеф!
Он упал на живот и заметил краем глаза, что сплайсер появился над ним, за его правым плечом, держа пистолет направленным вниз, готовясь выстрелить в голову.
Салливан поднялся, кашляя от оружейного дыма, заполнившего узкое пространство коридора. Советы, насмешки и крики доносились из камер вокруг. Но сплайсер, умевший телепортироваться, корчился на полу, задыхался от крови, умирал.
– Что ж, мы разделались с ним, но потеряли Харкера, – пробормотал Салливан, поворачиваясь к мертвому констеблю.
– Это теперь полностью… как там говорят в бейсболе? – спросил Карлоский, не отводя взгляд от дрожащего сплайсера.
Салливан кивнул:
– Абсолютно новый гейм.
Фрэнк Фонтейн занял свое место рядом со сценой в маленьком зале театра «Рампа». Он пришел сюда, чтобы посмотреть новую постановку кабаре Сандера Коэна. Янус-Коэн продвигал это представление как «трагичный фарс о личности». На деле это был плод чудаковатого сотрудничества Сандера Коэна и хирурга Штайнмана. Впрочем, голова Фонтейна сейчас была занята совсем другим – он вспоминал слова Райана. «Даже идеи могут быть контрабандой».
Фонтейн улыбнулся, сидя в обитом плюшем кресле. Какая ирония. Райан подал ему идею этой маленькой фразой. Распространи здесь разрушительные верования, и они перевернут это место с ног на голову, и тогда Райан окажется на дне, а Фрэнк Фонтейн вознесется на самую вершину.