Следует отметить, что великие российские физиологи, работы которых заложили основы естественно-научной российской школы в психологии, очень осторожно подходили к исследованиям «одухотворенного тела» и «овнешненного, объективированного духа» (цит. по: Зинченко, 2004, с. 102). Н.А. Бернштейн, А. Н. Северцов, И. М. Сеченов, А. А. Ухтомский и другие «верующие реалисты» (цит. по: Зинченко, 2004, с. 102) избегали прямого отождествления в постановке вопроса о соотношении психического и физиологического и видели в доступных объективному изучению физиологических процессах лишь показатели и индикаторы психических явлений, с помощью которых может осуществляться объективное исследование психического.
На первых страницах «Рефлексов головного мозга» в 1863 г. И. М. Сеченов пишет: «Разница в воззрениях школ на предмет лишь та, что одни, принимая мозг за орган души, отделяют по сущности последнюю от первого; другие же говорят, что душа по своей сущности есть продукт деятельности мозга. Мы не философы и в критику этих различий входить не будем. Для нас, как для физиологов, достаточно и того, что
В 1909 г. Павлов разъяснял: «Я хотел бы предупредить недоразумение в отношении ко мне. Я не отрицаю психологии как познания внутреннего мира человека. Тем менее я склонен отрицать что-нибудь из глубочайших влечений человеческого духа. Здесь и сейчас я только отстаиваю и утверждаю абсолютные, непререкаемые права естественно-научной мысли всюду и до тех пор, где и покуда она
Павлов с большим уважением относился к психологической науке, он приветствовал открытие Психологического института в Москве, а также уже при советской власти приглашал его бывшего директора, профессора Г. И. Челпанова на работу в Колтуши, о чем пишут Петровский и Ярошевский (1996, с. 181). То, что Павлов в своей лаборатории запрещал использовать психологические термины, на мой взгляд, свидетельствует о том, что он глубоко понимал принципиальное различие между физиологическими и психическими феноменами и не допускал их отождествления.
К сожалению, в отечественной психологии имя Павлова прежде всего ассоциируется с пресловутой «павловской сессией», которая наряду с определенным позитивным влиянием на развитие ряда направлений нанесла российской психологии и существенный урон. Вклад Павлова в психологическую науку традиционно недооценивается российскими психологами. О нем лучше позволяют судить зарубежные работы, например, блестящая монография, написанная Д. Тодесом (Todes, 2014).
В силу своей онтологической природы психическое, субстратом которого является взаимодействие субъекта с окружающим миром, не сводимо к физиологическим механизмам. И вопрос о недостаточности прямого физиологического объяснения образного отражения звучит в работах специалистов по познавательным процессам все чаще. Характерно, что основной темой лекции, прочитанной профессором из Кембриджа Дж. Д. Моллоном на открытии 29 Европейского
конгресса по зрительному восприятию (ECVP, 2006), объединившего психологов, физиологов и специалистов по искусственному зрению из разных стран, было несоответствие между физиологией цветовосприятия и субъективным восприятием цветов, которое проявляется тем больше, чем успешнее идут исследования физиологических механизмов. «Не стоит ли нам поискать ключ к загадке цветовосприятия за пределами нашего тела?» – вопрошает он (Mollon, 2006, p. 1).
Н. И. Чуприкова начинает свою статью словами: «В настоящее время, вряд ли кто-нибудь всерьез сомневается в том, что психика животных и человека целиком и полностью порождается их работающим мозгом, является специфической функцией этого специализированного для осуществления данной функции органа тела» (Чуприкова, 2016, с. 3). На мой взгляд, здесь есть весьма веские основания для сомнений.