Биоугроза

Вдали, на горизонте, там, где должен был быть Чикаго, виднелось слабое зеленоватое свечение. Над городом, словно электрические поля, пульсировали бледно-голубые огни. И время от времени вспыхивали ярко-оранжевые молнии. Я даже представить себе не мог, какой ад творился в зоне эпицентра.

- Ладно, Карл, - наконец, сказал я. - Давай уже сделаем это.

Мэрилин посмотрела на меня своими простодушными глазами. Никогда не забуду ее взгляд, будто она понимала, будто чувствовала, какой ужас надвигается. Одно человеческое существо, пытающееся установить связь с другим, молящее о пощаде, сострадании и понимании. Вместо всего этого она получила от Карла ударом приклада по голове. Закрыв глаза, она повалилась вперед.

Десять минут спустя мы привязали ее к ограде с помощью проволоки, которую нашли в дровах.

Затем Карл и Техасец Слим отступили подальше. Они знали, что грядет.

Я просто стоял на месте, по лицу у меня катился пот. Самоотвращение и ненависть заполняли меня. Ненависть к тому, кем я был и к тому, чем позволил себе стать. А еще чувство вины. О, боже, вины за все это. А когда-то я был обычным парнем, который и мухи не обидел.

Микки стояла рядом со мной. Ее глаза были огромными, темными и влажными. Она тяжело дышала, ее тело было напряжено от возбуждения. Она явно ловила со всего этого кайф. Я чувствовал исходящий от нее жар, а мускусный запах вызвал у меня эрекцию. Как бы не безумно это звучало, но все, чего я хотел, это бросить ее на землю и оттрахать до полусмерти.

Как причудливо все-таки работает человеческий разум.

- Давай, Нэш, - прошептала она мне на ухо. - Вызови Тень.

Так я и сделал.

26

Она приближалась

Тень приближалась.

Проявлялась, выжигая эфир.

Разрывая ткань этого мира.

Я призвал ее, и она приближалась. Я разу же почувствовал, что воздух вокруг меня меняется... трескается... закручивается, будто атомы приходят в новый порядок, или, наоборот, теряют его, выворачиваясь наизнанку. Воздух стал тяжелым. Тяжелым и каким-то гудящим. Я не мог двигаться. Зияющее, пульсирующее электромагнитное поле охватило меня, раздавило, поставило на колени у алтаря моего бога.

Искупление.

Жертва.

Огненная жертва.

Я пытался забыть, что у женщины, привязанной к ограде, было имя. И отвернул от нее лицо. Воздух был заряжен статическим электричеством. Женщина стонала, билась и кричала. Но я не слышал ее. Отказывался ее слышать. Вокруг было лишь гудение и треск. Сильный, пронзительный запах озона. А затем жара. Испепеляющая жара живой термоядерной печи, принимающей физическую форму.

Голодная.

Жаждущая.

Жара... ослепительная энергия... гудение миллиона, миллиарда ос... дисковые пилы, вгрызающиеся в сталь... визжание... жужжание... мир, вопящий так, будто его потрошили на субатомном уровне. А затем женщина - Мэрилин, господи, да, Мэрилин - закричала. Это был единственный короткий крик, длившийся считанные секунды.

Тень забрала ее, поглотила.

Я не стал смотреть.

В отличие от Микки. Вы бы даже силой не заставили ее отвести взгляд. Она смотрела на происходящее с восторженным, почти эротичным изумлением.

Мэрилин...

Я слышал, как она плавится, потрескивая, как горящий целлофан. А затем все кончилось, и мир снова стал прежним. Я открыл глаза. Заставил себя смотреть, как заставлял себя смотреть каждый месяц в ночь полнолуния.

Мэрилин превратилась в почерневшее, еще дымящееся пугало.

В воздухе висела пелена жирного черного дыма.

Огненная жертва.

Она была расплавлена, превращена в спеченный комок из кости, мяса и мозгового вещества. Пузырящаяся черная слизь, дымясь и потрескивая, стекала с ограды в лужу сверхгорячих радиоактивных отходов. Там, где лужа касалась сухой травы, разгорался огонь.

В воздухе по-прежнему висел запах горелого мяса.

Меня вырвало.

Позднее, все еще ощущая присутствие Тени и осознавая свою принадлежность ей, я посмотрел на ночное небо, на висящий там бледный череп луны.

Я раскрыл рот.

И закричал.

ДЕ-МОЙН, ШТ. АЙОВА 1

Вы спросите, нравится ли мне это?

Кайфую ли я, принося жертвы тому чудовищу?

Нет, это не так. Чувство вины пропитало меня, как инфекция, разъедало меня изнутри. Мои сны были потными, тревожными, чертовски уродливыми, если хотите знать правду... Люди, выстроившиеся в ряд. Знакомые и незнакомые. Люди, которыми я восхищался и которых даже любил. Все ждали моего решения, кому жить, а кому умирать. Я просыпался, видя их глаза, осуждающие и ненавидящие. Я чувствовал себя охранником из Биркенау или Треблинки, решающим, кому отправляться в газовую камеру, а кому нет. Думаете, легко жить с этим? Думаете, это не гложет меня? Невозможно делать то, что я делал, и не потерять частицу себя. И после всего того, что я делал в течение года, я уже не мог вспомнить, каким человеком я был раньше.

Но я делал это не один.

А с моим отрядом. Это была наша общая вина. Мы были как солдаты, выполняющие очень страшную работу... просто мы почти не говорили об этом. Так было проще. На моей совести было множество могил. Множество призраков пытались выбраться из них, и мне приходилось сдерживать их. Любым способом.

2