Город был настоящей выгребной ямой со стоячей водой, щебнем и непогребенными телами. Казалось, будто здесь шла мать всех битв. Возможно, так оно и есть. Здания были разрушены и почернели, как уголь. Деревья стояли, словно одинокие мачты, полностью лишенные ветвей. Небоскребы превратились в груды шлака. Птицы не пели. Ничто не росло. Ничто не двигалось. Легкий ветерок доносил лишь смрад старой смерти, едкий, всепроникающий и коварный. Так, наверное, пахло в могиле.
- Это место мертво, - сказал Карл. - Абсолютно мертво. Чувствуете?
Я тоже чувствовал, но ничего не сказал. Как и все остальные. Да, они чувствовали, и им это не нравилось. Тишина в джипе была тяжелой, почти сокрушающей. Все ждали, когда я скажу, почему мы здесь, или, хотя бы, укажу им верное направление. Но я сам не имел ни малейшего понятия. Мы приехали в Де-Мойн, как и в любой другой город, безо всякой на то причины. Только потому, что я так сказал. Я сомневался, что для моих людей этого было достаточно. Для меня уж точно нет.
Когда мы въезжали в город по 94-ому шоссе, я думал о Мэрилин. О ней я хотел думать меньше всего. Но я не мог забыть то, что она сказала.
Как же она была права. Но здесь было кое-что еще, нечто важное. И я чувствовал это нутром.
Город лежал вокруг нас словно разложившийся, эксгумированный труп. Целые районы были разбомблены подчистую, в то время как другие оставались относительно нетронутыми. Это было странно, но даже те, которые остались стоять, производили жуткое ощущение заброшенности. Безмолвные и одинокие, они возвышались, словно монолиты над могилой человечества. Стены у некоторых зданий были полностью снесены взрывом, и внутри было видно крошечные кабинки... офисы, апартаменты, как у кукольного домика в поперечном сечении. От многих остались лишь перекрученные и покореженные скелеты из балок, готовые рухнуть в любой момент. А некоторые были отмечены лишь одиноко стоящей трубой или фасадом. Дороги были часто пересечены неровными трещинами, как после землетрясения. Из тротуара, словно кости при сложном переломе, торчали канализационные трубы.
Маневрировать в таких условиях было нелегко.
Целые магистрали были заблокированы горами щебня или крупными обломками, либо провалились в канализацию. Я видел огромные воронки от бомб, о которых говорила Мэрилин. Они были рассыпаны по ландшафту, словно кратеры на темной стороне луны. В них стояли смрадные лужи, в которых плавали листья и мусор. Иногда встречался наполовину торчащий из воды ржавый остов внедорожника. Другие улицы были перегорожены автобусами, грузовиками, перевернутыми машинами и сгоревшими военными джипами.
Повсюду виднелись кости. Россыпями валялись на улицах, гнили в склизких канавах. Некоторые были все еще облачены в лохмотья, лежали кучами под навесами зданий либо сидели в машинах, изрешеченных пулевыми отверстиями.
Карл играл со счетчиком Гейгера.
- Радиация немного повышенная... где-то пятьдесят. Не очень опасно. Пока.
Мы миновали какой-то собор, который теперь был лишь нагромождением камней, растянувшимся почти на квартал. Остался стоять лишь сильно накренившийся шпиль. В жилых районах дома были либо превращены в щепки, либо почернели от давным-давно бушевавших пожаров.
- Да, - сказал Техасец, затягиваясь сигаретой, - милый городок. Напоминает Берлин в 45-ом. Но несмотря на его живописный вид, я за то, чтобы ехать дальше. Меня что-то щекочет под яйцами, и я уверен, что это не средний палец Карла.
- Поцелуй меня в задницу, - сказал Карл.
Я хихикнул... и мой смех прозвучал как-то пронзительно, нервно, и даже истерично. Я не смог сдержаться. Было здесь что-то очень неправильное. Де-Мойн походил на кладбище, и это сравнение было уместно... и все же я знал, что в тех взорванных руинах есть жизнь. Я чувствовал, как кто-то наблюдает за нами.
- Он прав, - сказала Микки. - Там что-то есть. - Я чувствую.
- Зачем мы здесь, Нэш? Что мы здесь ищем? - поинтересовался Карл.
Но я лишь покачал головой.
- Пойму, когда увижу. Едем дальше.
Джени сидела рядом со мной, но она не проронила ни слова с тех пор, как я отдал Мэрилин Тени. Я любил Джени. Я никогда не стал бы притворяться. Но я уже начинал уставать от ее капризов. Думаю, как и все остальные. Дело в том, что она уже становилась заложницей своих высоких моральных принципов. А было время, когда мы делали то, что должны, и она осуждала нас, но не пыталась остановить. Теперь же продолжала пребывать в депрессии и отказывалась даже говорить с нами. Было в этом что-то инфантильное. Она вела себя, как капризный пятилетний ребенок. Я не намерен был это терпеть, и уверен, другие тоже.
- Нужно найти где-нибудь бензин, Нэш, - сказала Микки. - У нас осталась примерно четверть бака... надолго не хватит.