Бирюк

Поздняк метаться, Колян. Вставило тебя. Реально так. Сходу. И похер, что прежде такого не случалось. Не осознать, что случилось, невозможно. Ведь если никогда в жизни в яму с кипятком не проваливался внезапно, то совсем не значит, что ты станешь сомневаться, что это она, когда там окажешься. А я, сука, в кипятке. По макушку. Стоит только к этой Сашке приблизиться. Прикоснуться. Уловить, как она на меня отзывается. Сразу как разрядом по моим тормозам шарашит и вырубает их, отпуская лютую похоть с цепи. Один вдох — и понеслась. И с ней та же херня. Пусть и сопротивляется, стыдом давится, опору ищет, чтобы тормознуть. А нет ее. Как и у меня. Ни опоры, ни оправдания больше в виде первого адреналина в крови. Это просто есть между нами. И от этого еще все жестче и горячее. Вот только кончил, еще в ней, а все равно голодный. А надо ведь мозги включать и выбираться. Выхаживать Сашку мою, разбираться, что да как. Муж еще какой — то где — то на задворках маячит. Сейчас, когда мы здесь, она ко мне прилипла, — на задворках. А потом хер знает, еще надо будет постараться его куда подальше отправить.

Стоп. Надо? Кому надо? Мне?

— Вот так это происходит, да? — подрагивая еще, пробормотала Сашка в мою потную шею.

— М? — Вставай, Колян, поднимай жопу с пола. Ну! Нужно, пусть и охереть хорошо и вот так.

— Измены. Когда говорят, что сами не понимают, как и случилось. Будто и не с ними все это, как другой человек это был. Теперь я понимаю. — Не-а, не понимаешь. Пиздеж все это галимый. Никакой не другой человек. Ты, ты это сама была, и тебе это было нужно, как и мне, сильнее, чем дышать. Почему — вопрос десятый, на потом, и, в принципе, мне пох. Важно то, что все, что тут было, — оно настоящее. Острое, жгучее, живое. Для обоих. — На пустом месте. Это же просто невозможное что-то.

Сашка заерзала, и я таки поднялся вместе с ней, хоть и со скрипом. Усадил аккуратно на край лежанки, поймав ее легкую гримасу дискомфорта. В грудь кольнуло стыдом. Но не сожалением. Нет. Я должен, конечно, если по-людски, сожалеть. Она и так измучена, а тут еще я ее затрахиваю, как животина обезбашенная какая — то. Но не выходило сожалеть. А вот хотеть опять — легко. Оголодал. Да. Но не только. Зверел-то я окончательно не только потому, что мне мозги внезапно вернувшийся стояк подпирал. Дело в Сашке. В ее отклике. На тысячу процентов настоящем. Бля, тормози!

Намочил опять футболку в горячей воде и протянул девушке. Пусть уж и правда сама в этот раз. А то снова в себя придем, только когда кончим.

— На пустом месте ничего не бывает, Сашк.

— Что?

Нет, мы пока тему эту развивать не станем. Вон как вскинулась, глазами опухшими сверкнула в гневе праведном, губешки потресканные затряслись. Не оскорбляю я тебя, дурочка. Просто версию твою о том, что и второй раз вставило ни с чего, поддерживать не намерен. Потому что точно знаю: подойду сейчас, трону — и вставит и в третий. И еще.

— Расскажи мне все о похищении, — велел, переключая ее, и чуть не пожалел.

Сашка вся как замерзла. Взгляд остекленел, лицо, на которое я столько пялился ночью, отходя со своего поста у окна, мучительно соображая, почему улавливаю что-то знакомое, исказилось.

— Не реви! — рыкнул, и она вздрогнула, будто хлестнул ее, но так даже лучше. Нечего ей все заново переживать.

— Я не… рассказывать толком нечего. Около фитнес-центра вышла из машины, а тут они затормозили рядом. Вырубили. Очнулась первый раз в багажнике. Кричала, стучала, ударили снова. Потом уже сразу лес. На ко… — она судорожно вдохнула, и вздрогнула, — на колени поставили. Стали видео записывать. Потом… один… в общем, я вырвалась чудом. Побежала. В речку упала. Потом нашли опять на берегу. И сразу ты. Спасибо те…

— Что они велели говорить? — спросил, подходя и забирая мокрую тряпку, когда она заозиралась рассеянно, ища куда ее деть.

— Что? — встрепенулась она.

— Укройся, застынешь, — кивнул ей обратно на кровать. — Можешь точно вспомнить, что и кому они велели говорить?

— Я… что-то про то, что нужно сделать все, что они хотят. Иначе меня станут пытать и все такое.

— Конкретно про деньги было?

— Я не… не помню. Вроде нет.

— Адресовалось все кому? Мужу твоему? Он у тебя кто?

— Гоша? — Да пох, как его там. — Он никто. — А вот это хоть и оговорка, но душу прям согрела. — То есть… дело тут в отце моем. Гоша сейчас просто бизнесом его управляет, пока отец в больнице.

— Отец кто?

— О… Ольшанский…

— Иван Палыч? — Сашка рвано кивнула, зарываясь в одеяло-шкуру по самый нос.

Вот, значит, как. Дочь Стального короля тут у меня.