Бирюк

Плохеть мне начало стремительно, стоило поостыть после нашего взрывного секса. Боль в мышцах, ломота в суставах, глаза режет, пот липкий, потряхивало все сильнее. Как будто и так не было паршиво. И физически, и морально. Господи, жила двадцать пять лет и не знала, что шлюха. Озабоченная самка, что сама бросилась на чужого мужика. Позволила поиметь себя, как… Черт, для этого похотливого зверства, жесткости, от которой я вдруг вся становилась как всеми и каждым нервом наружу у меня и слов не было. И это при живом-то муже! И ладно бы один раз! За повторение мне было стыдно до удушья. Стыдно. Больно. Но ничему из этого не выходило полностью уничтожить осознания, что я этого хотела. Сама. Так что всю ломало, тянуло и выкручивало, стоило Николаю до меня дотронуться посильнее, чем сейчас от этой дурноты.

— Я спрашиваю, на какую отраву ты подсела?! — снова рявкнул мой спаситель, пугая меня.

— Я не… не понимаю, о чем ты! — рывком я освободила подбородок. Хотела отодвинуться, да некуда. Лежанка узкая, спиной уже в стену уперлась.

— А ну мозги мне не еби! Я слепой, по-твоему? — разозлился он еще сильнее.

Сейчас уже стало светло, и я могла нормально рассмотреть его лицо. Совсем не мальчик, больше тридцати точно. Темный ежик волос, крупные, такие значимые, что ли, почти грубые черты. Глубокие, явно от привычки все время хмуриться, морщины на лбу, на виске вздулась и пульсирует вена, мрачно прищуренные темно-карие глаза глядят остро, будто не то что насквозь меня видят, а вообще на мельчайшие составляющие разбирают, кромсают и при этом поглощают. Страшно. Потому что нельзя чувствовать на себе такой взгляд-ультиматум и никак не реагировать. Нужно или отдавать что-то… себя… вообще все, или же бежать в панике. А мне бежать некуда. И что хуже — я не нахожу в себе этого желания. Бежать. А вот отдать… Господи, что же творится со мной? Как такое объяснить? А оправдать?

Николай не стал дожидаться моего ответа, схватил за руку и задрал рукав своего же свитера на одной моей руке, зыркнув на бледную кожу цепко, потом тоже самое сделал со второй.

— Да что ты… — попыталась отбиться я, когда он еще и ступни мои осмотрел так же бесцеремонно. — Какого черта?!

— Что, Сашка? Герыч? Кокс? — Он теперь схватил меня за волосы на затылке и запрокинул голову, чуть шею не свернув, осмотрел мои ноздри. — Значит, колеса какие-то, да?

— Ты рехнулся? — выйдя из себя, я его пнула, вырываясь. — Я не наркоманка!

— Ага, в уши мне не дуй, кукла. Тебя ломает, скажешь нет?

Он выпрямился и теперь смотрел на меня сверху вниз настолько подавляюще, что удивительно, как у меня позвоночник еще не сломался.

— Нет! То есть… это не то, что ты себе придумал. Я принимала таблетки специальные. Стимуляторы, что бы есть не хотелось, но оставались силы. Похудеть хотела. Ничего такого!

— Да пиздец, совсем ничего такого. А колошматит тебя просто от недостатка этих ебаных витаминок, да? Ты совсем дура? Где ты брала эту хероту, а? Как твой, сука, муж тебе такое позволил?

— Да при чем тут Гошка? — не выдержав его агрессии и нападок на близкого человека, закричала я в ответ. — Он ничего не знал!

— Охеренно! Отношения у вас, смотрю, высокие, — скривился Николай так презрительно, что меня затошнило еще сильнее. — Как можно не замечать такого, если живешь с человеком рядом и трешься жопа к жопе каждый день? В упор его не видя?

Я всхлипнула, словив импульс острейшей боли. Сильнее он не задел бы, даже ударив в самое сердце. В глазах потемнело от гнева и обиды.

— Как ты смеешь! — заорала во все горло, вскакивая и становясь напротив этого наглеца. — Это вообще не твое дело! Не касается тебя, понятно?

— Не понятно ни хера, Сашка. Не понятно мне, что, блядь, за муж у тебя такой, что девчонку, солнышко сладкое, за пять лет превратил в задроченную, отощавшую вешалку почти и наркоманку да еще и допустил, что ее скоты какие-то похитили, глумились над ней и замочить хотели.

— Он тут не при чем!

— Он твой мужик. Так что как раз он тут при всем. Иначе говно он и чмо, а не муж.

— Не смей! Не. Смей! — тыкала я пальцем в его твердую грудь. — То, что мы с тобой переспали, — это безумие и моя ошибка и не дает тебе права лезть своими лапами в мою семью и отношения с мужем!

Николай схватил меня за запястье, обрывая тыканье, и я задергалась, чувствуя его этот захват, как если бы он был из чистого пламени легко вливающегося от места контакта в мою кровь.

— Мы с тобой, Сашк, еще не спали, — не обращая внимания на мои попытки освободиться, он наклонился, сближая наши лица. Уставился мне в глаза, и меня тут же как обездвижило. Огромной дозой бомбанувшей опять ни с чего похоти. — И класть я хер хотел на эти твои отношения и семью. А лапами своими я лез к тебе и еще полезу, а ты позволишь.

— Нет! — хрипнула я смехотворно неубедительно даже для своего слуха.

— По-о-озволишь, Сашка, — протянул источник помутнения моего разума и уверенно обхватил свободной рукой за талию. — Я тебе это могу хоть прям сейчас доказать.