Бирюк

— Обрыв. Там был обрыв. Я с него упала, когда бежала от этих… — Меня передернуло от воспоминания о всех унижениях и ужасе.

— Забудь! — отрывисто велел мой спаситель, и я опять послушалась. Велела себе чувствовать только тепло, исходящее от него, а не тот холод и страх, через который прошла.

— Ага, а вот и наши колеса, Сашк! — радостно сообщил мне еще минут через двадцать бега трусцой Николай.

Подошел к джипу, что так и стоял с распахнутыми дверями. Снял меня с плеч и пересадил на застывшее кожаное сиденье. Сел за руль.

— Вот, бля, — прошипел сквозь зубы. — Аккумулятор сдох.

— У них музыка орала тогда. Наверное, поэтому.

— Херня-война. Ща все решим.

И он решил. Понятия не имею как, но джип таки завелся после того, как он поколдовал с ним.

— Ну что, кукла, домой? — подмигнул мне Николай и кратко улыбнулся.

А я так и зависла с открытым ртом. Потому что, ей-богу, этот проблеск радости на его мрачном лице я буду помнить. Вечно.

ГЛАВА 10

Все. Моя ты, Сашка. Этот взгляд окончательную точку поставил. Хотя и тех обжиманий перед выходом хватило бы. Мои лапы к ней притягивает, что ту железную стружку к магниту. Обратно не отодрать — только краями в хлам изрежешься. А как притянутся, так она вся плавится, течет по мне, совсем дураком делая. Так что да. Этот твой взгляд завороженный, Сашка, считай, подпись кровью под договором с дьяволом, с чудовищем. Его не разорвать уже, кукла моя солнечная. Сожрет тебя монстр, заглотит целиком, девочка, в себе спрячет, никому ничего не оставив. Монстрам тоже нужно солнце, только мы жадные эгоистичные твари, хотим его исключительно для себя и носить предпочитаем в себе, остальные мимо.

— А вдруг нас остановят?! Что мы будем… — глянула на меня Сашка, встрепенувшись, когда я вырулил с гравийки на асфальт. До этого сидела нахохлившись всю трясучку. Херово ей, видно. Найду ту тварь, что на эти пилюли блядские ее подсадил — во все дыры дурь ему позаколачиваю.

— Разберусь. Поспи.

— Мне надо первым делом к отцу в больницу.

— В больницу — да. Тебе. К отцу твоему сам схожу.

— Почему?

Потому что чует моя жопа, что не надо пока светить твоим внезапным спасением. Не для широкой публики эта информация. Нам повторных втягиваний твоих в эти разборки вокруг бабок не надо. Если, конечно, речь тут исключительно об этом. Смущает меня этот подписанный тебе смертный приговор. Сразу, по умолчанию, без торговли и вымогалова. Не укладывается это в обычную схему. Для показательного наказания замочили бы вообще на месте. Или увезли, поглумились и все равно напоказ бы выставили. А не в тайге подальше тело бы собирались бросить, чтобы зверье подчистило и никаких концов. Смысл?

Видео, пальцы — да, тут логично. А вот мочить сразу без следа — нет. Стальной король не мальчик вчерашний, он бы потребовал доказательств, что дочь жива. Но у него сейчас совсем швах со здоровьем, Сашка сказала. Так, может, это все, чтобы его доконать, а совсем не ради бабок. Точнее, ради бабок, но организатору не надо часть. Он хочет все. И кто у нас тогда под подозрением в первую очередь? Правильно, самый ближний круг. Так что побудешь ты пока для всех, кроме папани, пропавшей, кукла. Заодно и подальше от пиздюка Гошы, не хуй ему больше рядом ошиваться. И никакой дури, пусть переломает.

— Потому что надо так.

— В смысле? — тревожно глянула, вытянув изящную цыплячью шейку.

— Спи, сказал. Дай подумаю.

— Коль, мне надо с мужем связ…

Бля, че неуемная-то такая? Свяжусь я и с экс-мужем твоим. И развяжусь. Ага.

— Не надо.

— Что? Гошка же волнуется, с ума сходит наверняка…

— Чай не девка, удар не хватит на нервной почве.

— Слушай, ну это уже ни в какие ворота! — Сашка пронзила меня гневным взглядом. Не, как пронзила. Пыталась. Так-то из нас двоих тут я тот, кто пронзает. И натягивает. — Он мой муж.

— Был, Сашка, — дернул я плечом, отмахиваясь от ее визуальных колючек. Мне они что слону дробина.

— Что ты вообще… — опешила она. — Что значит «был»?

— А то и значит. Ты его была до того, как он тебя просрал и позволил оказаться в лапах тех мразей. Все, с того момента ты его кончилась. Я тебя забрал оттуда. Теперь моя.

Сформулировал корявенько, но по делу. Че тут мудрствовать и словеса красивые разводить?

— Ты себя хоть слышишь? — заерзала моя солнечная кукла, конкретно искушая и сбивая с серьезных мыслей. У меня дела срочные, а мне лезет в башку дурную, где бы тебя сейчас с большим толком поерзать. — Я что, предмет какой-то? Один потерял, другой подобрал, присвоил и все дела? Да, я тебе до смерти своей благодарна буду и отплачу всем, чем смогу, компенсирую, но…

— В жопу твою благодарность и компенсацию. И помолчи уже, потому что мне доказать тебе, чья ты и в чьих руках течешь — минута делов. Только тормозну у обочины.

Сашка воздухом подавилась, глазами, губами захлопала, а я только ухмыльнулся про себя. Сопи, не сопи возмущенно, а делать-то нечего уже. Приговор тебе вынесен и приводится в исполнение.

— Да при чем тут секс?!

— А при чем тут клякса в паспорте?

— Это безумие какое-то, а не разговор! Я замужем…

— Ненадолго…

— …я мужа люблю!

— Люби себе. Как друга.

— Ты псих?