Бирюзовая зима

– Страшненькая жабка? – повторила я. – Очаровательно.

– Он был тот еще подлец, Эмили. Не принимай близко к сердцу. Он сам не знал, что говорит. И как выяснилось впоследствии, его слова вообще гроша ломаного не стоят. – В голосе Элиаса отчетливо зазвучало презрение. Но тогда, в нойштадтской школе, он еще не знал, что этот «лучший друг» через несколько лет уведет у него в Лондоне подругу… Постепенно подтягивались и другие мальчишки, – продолжал он. – И Кевин не придумал ничего лучше, чем объявить им, что я заделался педофилом.

– Почему педофилом? – удивилась я. – Ты же всего на год старше меня!

Элиас закатил глаза.

– Потому что мальчишки – дураки. Они были твердо убеждены, что ты еще маленькая и выглядишь как девочка.

Я бросила взгляд вниз, на свой весьма скромный бюст, и во мне вновь всколыхнулись старые комплексы. Все-таки мужики – сволочи.

– Вообще-то я думаю, что они просто повторяли, как попугаи, за Кевином, – продолжал Элиас. – Но даже если нет, мне важно было только то, что я думаю о тебе. А для меня ты была самой красивой и умной девушкой на свете.

Я снова потупилась – на этот раз смущенно.

– Они насмехались надо мной, отпускали идиотские шуточки, а когда мимо пробежали несколько второклашек, стали спрашивать: может, и эти в моем вкусе? В общем, полный бред. Я все это пропускал мимо ушей и продолжал дожидаться тебя. Но ты так и не пришла. Зато пришел тот тип, с которым ты вечно разгуливала по школе. Он от самых ворот начал болтать, что встречается с тобой, и заткнулся, только когда дошел до черного хода. В тот момент… – Элиас тряхнул головой. – Мой мир рухнул. Мне даже в голову не пришло, что этот Зёрен может просто врать. Мне все стало кристально ясно. Вы постоянно слонялись вместе. Даже слепой заметил бы, что он мечтает о большем. Я только не знал, как ты к нему относишься. Наш поцелуй и то прощание на крыльце… – продолжал он. – Я питал такие надежды – и они в один миг разбились вздребезги. – Элиас провел ладонями по лицу. На мгновение он замер в этой позе, а у меня судорожно сжалось что-то в животе. – В тот день два месяца назад, когда ты услышала наш с Алекс разговор об электронной переписке, ты сказала, что чувствуешь себя униженной… Мне было больно это слышать. Мне вспомнился точно такой же момент семь лет назад.

Элиас посмотрел на меня – и в бирюзе его глаз не было ни капли фальши. Лишь обезоруживающая искренность. Я уставилась на одеяло, но было поздно. Его взгляд запечатлелся на моей радужной оболочке. Я слышала, как он глубоко вздохнул, а затем продолжил с того места, где остановился:

– Влюбиться в девчонку, которую не принимают твои друзья, – это одно дело. Но чтобы она тебя продинамила и предпочла какого-то молокососа – это уже совсем другое. Ты не только уязвила мою гордость и разбила мне сердце – ты превратила меня в посмешище для моих друзей. Ты всегда казалась мне едва ли не совершенством, – продолжал Элиас. – Чистая душой, неиспорченная девочка. Такого я от тебя не ожидал. Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что мне, идиоту, стоило прислушаться к своему чутью. Но увы – я просто подумал, что в словах Кевина, пожалуй, есть доля правды. И я решил, что он был прав, а я в тебе обманулся. День для меня был адский. Больше всего мне хотелось развернуться и убежать домой. Но я не собирался оказывать тебе такую услугу. Словно в тумане и в бреду, я шел по школе и думал только о том, как бы не столкнуться с тобой. И когда на второй перемене ты внезапно сама подошла ко мне… – Элиас вздохнул. – По взгляду Кевина я понял, кто стоит у меня за спиной. И в тот момент… я… я хотел спасти то, что еще можно было спасти. – В его глазах мелькнуло отчаяние – не сегодняшнее, а то, давнишнее. – Когда я обернулся и увидел тебя, что мне оставалось делать? – продолжал он. – Допустить, чтобы ты еще больше унизила меня перед друзьями и отшила меня у всех на глазах? – Элиас не ждал ответа. – В тот момент я видел один-единственный выход: нанести упреждающий удар. И я это сделал. Теперь я понимаю, какую огромную ошибку совершил. Эмили, я так жалею об этом.

В последней фразе не было никакой нужды – сожаление читалось на его лице. Слушая его откровенный рассказ, я все больше понимала его тогдашнее поведение. Ведь в ту пору Элиас был не взрослым мужчиной, а всего-навсего обиженным подростком. И пытался вынуть голову из петли, как умел.

– Не надо казниться, Элиас, – сказала я. – Мне тогда пришлось нелегко, но, как я теперь знаю, тебе было не легче. Все пошло наперекосяк из-за одного недоразумения. Не было бы того недоразумения, ты не причинил бы мне столько боли.

– Ты прощаешь меня? – спросил он.

– Да, прощаю.

Слова сами сорвались с губ, и в глубине души я чувствовала, что сказала правду. Я простила его. Все это осталось в прошлом, и на мгновение я ощутила облегчение.

Но эйфория длилась недолго. Мне вспомнились его недавние прегрешения – нет, тут еще есть что прощать. Ибо все, что Элиас рассказал, не объясняло, почему он писал мне трогательные письма от чужого имени.