– Все, что угодно, дорогая. – Он сунул руки в задние карманы штанов.
– Ты не любишь учиться?
– Наоборот, люблю, – отозвался он и посмотрел на меня удивленно. – С чего ты взяла?
– Просто подумала – ведь ты так редко появляешься в университете…
– Ах вот оно что, – пробормотал он и снова отвел взгляд. – Тебя это беспокоит?
– Нет. Это твое дело. Просто я заметила, что ты ни словом ни упоминаешь о своей учебе, и задалась вопросом, почему.
Он шумно вздохнул и ответил не сразу.
– Трудно объяснить, – проговорил он. – Не то чтобы мне не нравилось изучать медицину. Честно говоря, мне это даже доставляет удовольствие.
– Но?.. – спросила я.
– Мне не по душе не сама учеба, а все, что ее сопровождает. Не знаю, правильно ли я выбрал профессию.
Вдали снова заиграла кавер-группа. На мгновение я прислушалась к музыке.
– Откуда такие сомнения?
– Многое меня раздражает. Или скажем так: многое раздражало бы меня, если бы я был врачом.
Я вопросительно глядела на него и ждала, когда он продолжит.
– Эмили, – он тряхнул головой, – это долгий разговор, и я не думаю, что тебе это действительно будет интересно.
– Я бы не спрашивала, если бы мне не было интересно, – возразила я. – Конечно, я совсем не разбираюсь в медицине и не уверена, что пойму твою проблему, но я хочу хотя бы попытаться.
Уголок его рта едва заметно пополз вверх.
– Ты знаешь, что ты очень милая?
– Перестань смущать меня, лучше рассказывай дальше.
Он засмеялся.
– Так и быть, но потом не жалуйся, что скучно.
– Об этом не беспокойся. – Я и в страшном сне не могла себе представить, чтобы с ним мне сделалось скучно. Он мог бы читать мне вслух десятистраничный университетский устав, и я бы с первого до последнего слова слушала, затаив дыхание.
– Так и быть, ты сама этого хотела, – сказал он со вздохом и присел на низкую стенку, окаймлявшую дорожку. Упершись локтями в согнутые колени, он свесил руки между ног. Судя по его виду, он ждал, что я сяду рядом. Помешкав, я так и поступила. Обхватила руками ноги и сунула ладони в рукава свитера. Становилось прохладно.
– Ты ведь хорошо знаешь моего отца? – спросил он.
Я кивнула.
– В таком случае тебе известно, как самозабвенно он исполняет врачебные обязанности. Он полностью отдает себя работе. А почему? Потому что ему нравится помогать людям.
Человек, которого он описывал, был мне прекрасно знаком.
– Когда я был мальчишкой, я восхищался им, – продолжал Элиас. – Я знал, что работа у него не из легких. Долгие смены, переработки, все эти человеческие драмы, с которыми он вынужден встречаться ежедневно. Но ничто не могло поколебать его – он продолжал исполнять свой долг с полной отдачей.
– И поэтому ты тоже решил стать врачом?
– Конечно, не только поэтому, но ты права: это была одна из основных причин. Не то чтобы я хотел пойти по стопам отца, скорее… – Элиас запнулся и некоторое время молчал.
– Знаешь, – наконец произнес он, – что меня всю жизнь поражало в отце? Он гордится тем, что делает. И не потому, что врач – уважаемая в обществе профессия, а потому, что это уважаемая профессия в первую очередь для него самого. Работа стала для него делом жизни. Это его призвание.
Элиас разглядывал свои ноги.
– Когда мой отец будет лежать на смертном одре – надеюсь, это произойдет еще не скоро, но когда произойдет, он… Он сможет умереть с чувством, что все в жизни сделано правильно.
Я смотрела на профиль Элиаса. Я не ожидала от него таких слов. Очень редко он снимал маску ехидства и позволял на мгновение заглянуть в сокровенные глубины его души. Мне нравилось то, что видела. Я хотела еще.
– Улавливаешь, о чем я? – спросил он.
– Думаю, да, – сказала я негромко. – Жизнь короче, чем кажется. И единственная надежда, которая остается нам в утешение, – однажды мы оглянемся назад и поймем, что использовали отпущенное нам время с толком для себя и других.
Он улыбнулся, хотя взгляд его остался серьезным. Он долго смотрел на меня, затем снова принялся разглядывать свои руки. Когда он заговорил, в его голосе слышалась горечь.
– Но потом я понял, что в реальности все иначе, – сказал он. – Быть врачом совершенно не значит помогать людям. Даже наоборот. Вся система совершенно дикая.
Похоже, Элиас колебался, не пора ли закончить разговор. Я приняла решение за него.
– Рассказывай дальше, – попросила я.
Он глубоко вздохнул.
– Мой отец редко говорил о темных сторонах своей профессии – лишь время от времени что-то проскальзывало в его рассказах. Но я был слишком юн, чтобы хоть приблизительно понять, что он имеет в виду. Два года назад я поступил на альтернативную гражданскую службу, и тут реальность предстала передо мной во всей красе – словно обухом по голове ударили. Мои грезы о профессии врача были чудесны, но, увы, не имели ничего общего с тем, что ждало меня в тот год.
– Что же тебе довелось пережить? – спросила я.
Элиас вздохнул.