Я была уверена, хотя… Да нет же. Ну… я так думаю. Я опустила взгляд на собственные ноги, постучала ботинками друг о дружку и пожала плечами.
– Ну хорошо, – сказал отец. – У меня есть две версии. Хочешь их услышать?
Я кивнула:
– Конечно!
– Версия первая: ты действительно повстречала самого большого подлеца, какой только есть на нашей планете.
Ну вот, я же знала, что с отцом можно все обсудить. Здорово, когда люди так хорошо понимают друг друга. Отец никогда не подведет.
– Либо, – продолжал он, – этот тип вовсе не подлец, а полнейший идиот и потому испортил все, что только можно было испортить.
На моем лбу залегла складка. Нечто подобное я уже слышала от Алекс.
– Что ты имеешь в виду? – осведомилась я.
– Да все очень просто, Эмили. Мне трудно себе представить, чтобы человек был так расчетлив и настолько далеко зашел. Спрашивается, зачем он это сделал? Неужели он полгода бегал за тобой только для того, чтобы сделать больно? Ему-то от этого какая польза?
Эти вопросы были для меня не новы: я задавала их себе тысячу раз и до сих пор не нашла ответа.
– Бывают просто плохие люди, я этого не отрицаю, – продолжал отец. – Иногда невозможно найти объяснение, почему они поступают плохо. Я чувствую подобное недоумение каждый день, когда открываю газету и читаю новости. Но если рассуждать об истории, которую ты рассказала, Эмили, то нельзя не взглянуть на произошедшее и с другой точки зрения. С точки зрения мужчины. Из-за чего мужчина способен наделать глупостей? Из-за женщины. Когда мужчина влюбляется, он становится самым беспомощным созданием на земле.
Это еще что за теория? Как минимум весьма смелая, на мой взгляд.
– Вы, женщины, имеете над мужчинами гораздо больше власти, чем думаете, – продолжал он. – Вы цепляетесь к мелочам и заморачиваетесь по поводу ваших мнимых физических недостатков, которые не отвечают общепринятому представлению о «прекрасном». Вы вечно гоняетесь за идеалом. А идеалов не бывает. Если женщина – любая, какую ни возьми – действует правильно, она способна очаровать практически любого мужчину. Но большинство женщин осознают эту власть только после десяти лет брака. И тут-то для нас наступают непростые времена. – Отец тяжело вздохнул, а я слегка усмехнулась.
Мой взгляд снова устремился на озеро, в гущу плотного тумана. Я пыталась разложить по полочкам то, что сказал отец, но у меня не очень-то получалось.
– А сам он что сказал? – спросил отец. – Как его там?.. Этот мужчина. Что он сказал, когда обнаружилось, что эти письма слал он? Ты же потребовала объяснений? Или нет? Он признался, что хотел тебя одурачить? Или отрицал это?
М-м-м…
М-да…
Фух…
Хороший вопрос.
– И то и другое, – сказала я.
– И то и другое? Поясни, пожалуйста. Что именно он сказал?
– А что в таких случаях говорят? Извини-прости, я совершил ошибку и так далее. Какая разница, что человек лопочет, если его застали на месте преступления!
– Но как он объяснил свои цели? Должен же он был сказать, зачем все это затеял?
– Ну, вроде как хотел выведать обо мне побольше.
– Вот прямо так и сказал? Слово в слово?
Я кивнула.
– А что ему еще оставалось? Все было очевидно. Отрицать не имело смысла.
– Хм. – Отец сложил руки на животе и стал крутить большими пальцами. – Сильный аргумент. Но, боюсь, в пользу как раз таки моей версии.
Я все равно склонялась к версии номер один, но, возможно, стоило упомянуть еще об одной мелочи?
– Ну хорошо, – тихо проговорила я. – Не так-то много он успел сказать. Я быстро убежала. Но какая разница? О чем тут, в сущности, еще говорить?
По какой-то совершенно не ясной мне причине отец усмехнулся.
– Так я и думал. Шанса объясниться ты парню толком не дала.
Я закатила глаза и откинулась назад.
– И как давно все выяснилось? – поинтересовался отец.
– Примерно за две с половиной недели до моего приезда в Нойштадт.
– Понятно, – отозвался отец. – Он предпринимал еще попытки с тобой поговорить?
– Нет, больше он не объявлялся, – ответила я. – Впрочем… – Я кое-что вспомнила. – Однажды он позвонил мне среди ночи и повесил трубку. Ну то есть я думаю, что это был он.
– Бедняга. Если ты ему и впрямь небезразлична, он, наверное, очень хочет все исправить.
Трудно не согласиться.
– А если ты сама попробуешь поговорить с ним?
– Я? – Я округлила глаза. Иногда, конечно, я веду себя как мазохистка, но не до такой же степени!
– Мне просто кажется, что тебе самой это нужно, – пояснил отец. – Похоже, что многие вопросы так и остались без ответа. И хотя ты вроде как его приговорила, но похоже на то, что ты не уверена в приговоре на сто процентов.
Карман моей куртки застегивался на молнию, а к молнии была приделана ленточка. Я зажала ее между пальцами, потянула вниз до упора и обратно. Снова и снова.