Бирюзовые серьги богини

Вдруг прямо перед ней появилась волчья морда. Девочка вздрогнула от неожиданности. Волчица стояла перед пещерой и смотрела на ребенка, поводя ушами, словно стараясь услышать то, что она могла бы сказать ей. «Ты пришла ко мне?», — мысленно спросила Бахтигуль. Волчица села, свернула хвост колечком. «Еще мяса принесешь?» Зверь поднялся, намереваясь уйти. «Подожди!» — остановила Бахтигуль, протянув к волчице руку. Та подошла, ткнулась холодным носом в раскрытую ладошку. «Спасибо!» Девочка погладила ее по широкому лбу. Волчица вильнула хвостом и, лизнув Бахтигуль в нос, убежала. Звонкий, задорный смех проводил ее.

Бахтигуль снова сосредоточилась на белом пейзаже. Вот вдали показались два темных силуэта. Ее старики возвращались. Бахтигуль откинула шкуру и, соскользнув с покатого камня перед входом в пещеру, пошла к ним навстречу, по пояс проваливаясь в снег.

— Сказала же, не выходи! И куда тебя понесло?! — ругалась Амина, растирая холодные ноги дочери.

— М-м-м, — оправдывалась Бахтигуль, дрожа от холода.

— Эх, — старуха махнула рукой, укутала девочку, как кулему, и накинулась на старика: — Разжигай уже быстрее, озябла она совсем, заболеет еще!

Пещера наполнилась дымом. Дрова, оттаяв, никак не хотели разгораться. Но вскоре просохли и затрещали, радуя сердца людей.

У входа послышалась возня. Старуха, прихватив горящую палку, подошла ближе и замахала, отгоняя невидимого зверя:

— Кыш отсюда, уходи!

Бахтигуль выбралась из-под одеяла и подбежала к пологу. Амина даже не успела ничего сказать, как девочка распахнула его и, наклонившись, с радостным воплем подняла над головой тушку зайца.

Старик со старухой переглянулись.

— Чувствуют они друг друга.

— Молоком волчицы пропиталась наша девочка, вот она ее и чует, как своих волчат.

— Так, сколько лет прошло… Те волчата уже волки матерые, а она все Бахтигуль кормит. Нет, здесь что-то другое! — Ирек многозначительно поднял палец. — Непростая у нас девочка, непростая, это я тебе говорю!

— Тю, — огрызнулась Амина, — он мне говорит! Я и сама знаю!

Бахтигуль слушала своих стариков и улыбалась. Потом подняла небольшой камень, отошла к дальней стене пещеры, по которой в бешеном танце скакали тени, подгоняемые пламенем костра, и чиркнула по гладкой поверхности. Остался неглубокий, но видимый след. Тогда девочка влезла на приступок и принялась рисовать. Старики затихли, наблюдая за ней. Дочка, закончив работу, засунула камень за торчащий у стены зуб и позвала родителей. Они, осветив пещеру факелом, увидели три фигуры людей: две большие и одну маленькую между ними, а ниже — на четырех лапах, с большими треугольными ушами и длинным носом — стояла волчица.

Когда снега сошли с земли, и она изошла паром под горячими лучами солнца, старик умер. Он умер во сне, на лежанке, ничуть не побеспокоив сон своей старухи и дочери.

Амина тихонько причитала, сидя рядом с ним в последний раз. Бахтигуль стояла в сторонке, впервые глядя на смерть, представшую перед ней в образе сухонького старика, сердце которого так устало в борьбе за жизнь, что смерть показалась желаннее.

— Что ж нам теперь делать, дочка? Как мы без него, а? Такую зиму пережили… ушел мой Ирек, ушел, без меня…

Бахтигуль присела рядом с матерью, положила голову на ее колени. Запела тихонько, завыла по-своему.

— Жалеешь… а как же, он любил тебя…

Погоревав, Амина собрала пожитки и, оставив старика в его последнем прибежище, ушла вместе с дочерью, заложив вход в пещеру камнями, чтобы зверье не растащило останки мужа по косточкам.

— К людям нам надо, дочка, к людям пойдем, одним не выжить, — решила Амина и повела дочь туда, где летом проходил караван — за перевал, к которому вела тропа, не раз хоженая ими со стариком.

Земля просыпалась на глазах. То тут, то там белели первые цветы, молодые травы украшали почву, насыщенную влагой.

Амина и Бахтигуль шли тяжело. Старухе было нелегко перебираться по камням, с трудом она взбиралась на холмы, скользя по крутым глинистым тропам. Бахтигуль помогала, как могла: и за руку тянула, и сзади под ноги ставила камешки, чтобы мать не падала. Ночевали они, где придется. Найдут ложбинку посуше, завернутся в кошму и уснут, прижавшись друг к другу. Утром, озябшие и голодные, разведут костер, сварят суп из остатков сушеного мяса, добром вспоминая волчицу-кормилицу, поедят горячего вара и снова в путь.

А весна тем временем поднималась все выше. Добралась усердная и до высокогорных снежников, растопила льды и понеслась вода вниз, наполняя притихшие зимой реки. Встала такая река на пути у странниц: кипит вода в ней, грохочут камни по дну. Где сузится русло, там река сильным течением пробивает себе путь среди скал и крутых берегов. Где растечется она на несколько рукавов, там, хоть и послабее сила воды, а холодна она и руки не удержать, не то, чтобы вброд идти.

— Как же нам перебраться на ту сторону? — размышляла Амина, поглядывая из-под ладони на дальний хребет за рекой, за которым уже и караванная тропа.