Когда же Биронъ затронулъ вопросъ о регентств впредь до достиженія принцемъ Іоанномъ 17–лтняго возраста, Лёвенвольде поспшилъ заявить съ своей стороны, что вотъ господа кабинетъ–министры и фельдмаршалъ графъ Минихъ еще вчера выставили первымъ кандидатомъ на регентство герцога, но его свтлость не ршается принять на себя столь отвтственное званіе. Тутъ и т изъ присутствующихъ, которые не участвовали во вчерашнемъ совщаніи, стали хоромъ упрашивать Бирона не отказываться. Не высказывался одинъ только Остерманъ. Угнздившись въ глубокомъ кресл, хмурясь и значительно поводя глазами, онъ видимо очень внимательно слдилъ за каждымъ словомъ другихъ, и временами только, когда кто–нибудь на него слишкомъ пристально взглядывалъ, корчилъ гримасу какъ бы отъ внезапной подагрической боли, кашлялъ въ платокъ и утиралъ себ лобъ.
— А вы, графъ, того же мннія, какъ и мы вс? — приступилъ къ нему уже прямо Лёвенвольде. — Или y васъ иныя препозиціи?
Тутъ y Остермана сдлался страшный пароксизмъ кашля. Ворочая зрачками такъ, что видны были одни блки, онъ кашлялъ безъ перерыва нсколько минуть, то забрасывая голову, то опуская ее на грудь, — что можно было, при желаніи, принять и за знакъ согласія. Такъ истолковалъ это движеніе и Биронъ, который обратился къ присутствующимъ съ благодарственною рчью (по обыкновенно, по–нмецки):
— Глубоко тронутъ, милостивые государи, вашимъ лестнымъ довріемъ и постараюсь оправдать его всми мрами. Возлагаемое вами на меня бремя весьма тяжко, но въ уваженіе къ великимъ благодяніямъ государыни императрицы, изъ горячей привязанности къ ея высокой фамиліи и по собственному моему расположенію къ слав и благоденствію Россійской имперіи, я не считаю себя въ прав отказаться. Но манифестъ о престолонаслдіи еще не подписанъ, а сенатъ и генералитетъ созваны уже въ дворцовую церковь. Вы, графъ Остерманъ, какъ первый министръ, благоволите прочитать государын проектъ манифеста и поднести къ подписанію, а затмъ спросить соизволеніе ея величества, кого ей угодно будетъ назначить посл себя регентомъ.
Въ кашл Остермана наступила небольшая пауза, и онъ имлъ на этотъ разъ возможность отвтить:
— Прочитать манифестъ и отдать его къ подписи, извольте, я могу. Но вопросъ о регентств возбужденъ не мною; прошу отъ него меня и теперь избавить.
— Но кто же въ такомъ случа, помилуйте, доложить объ немъ государын?
— Ни я, ни мои сотоварищи по кабинету: мы вс трое одинаково заинтересованы въ томъ, чтобы регентомъ былъ не кто иной, какъ ваша свтлость. Всего безпристрастне въ настоящемъ случа, мн кажется, могъ бы выступить нашъ досточтимый фельдмаршалъ графъ Минихъ.
— Совершенно справедливо! — въ одинъ голосъ подхватили оба другихъ кабинетъ–министра. — Императрица такъ уважаетъ ваше сіятельство…
Фельдмаршалъ сталъ было тоже отговариваться; но герцогъ и вс присутствующіе присоединились тутъ къ настояніямъ трехъ кабинетъ–министровъ; Миниху ничего не оставалось, какъ уступить.
— Теперь, господа, къ государын, — сказалъ Биронъ, и вс, слдомъ за нимъ, двинулись къ царской опочивальн.
Дежурившій y входа туда камергеръ доложилъ о нихъ и затмъ пригласилъ всхъ войти. Ни одинъ изъ спутниковъ герцога не имлъ еще случая видть Анну Іоанновну со времени ея перезда изъ Петергофа, а потому всхъ поразила ужасающая перемна, происшедшая съ нею за ка кія–нибудь пять–шесть недль. Цлая горка пышныхъ подушекъ подпирала спину и голову полулежавшей на своей постели, смертельно больной монархини. Но тучный корпусъ ея, не заключенный по–прежнему, какъ въ панцырь, въ стальной корсажъ, своей безформенной массой глубоко вдавился въ пуховую подпору. Голова точно такъ же безсильно склонилась на одинъ бокъ.
Только когда Остерманъ (оставившій свое кресло за дверью и опиравшійся теперь на испанскую трость) выступилъ впередъ съ пергаментнымъ листомъ въ рук и началъ докладывать, что, согласно выраженной ея величествомъ вол, заготовленъ высочайшій манифестъ о назначеніи принца Іоанна Антоновича наслдникомъ всероссійскаго престола, каковой манифестъ онъ будетъ имть счастіе сейчасъ прочитать на предметъ одобренія онаго ея величествомъ, — Анна Іоанновна повела глазами въ сторону герцогини Биронъ, стоявшей y ея изголовья, и чуть внятно прошептала:
— Принца…
Нсколько тугая на ухо герцогиня склонилась ухомъ къ губамъ государыни и переспросила, что ей угодно.
— Принца принеси!
Обдленная и мыслительною способностью Бенигна съ недоумніемъ оглянулась на своего супруга.
— Ея величество требуетъ, чтобы принцъ–наслдникъ присутствовалъ при чтеніи манифеста! — рзко замтилъ ей по–нмецки герцогъ.
— Ja so! — поняла она наконецъ и поспшила въ дтскую.
Здсь маленькій принцъ оказался на рукахъ Лилли. Расхаживая взадъ и впередъ, она его укачивала, тогда какъ чухонка–кормилица, проведшая съ нимъ безпокойную ночь, прилегла на кровать.
— Вставай! вставай! — затормошила ее герцогиня.
— Государыня врно желаетъ видть принца? — догадалась Лилли.
— Ну да, да! А гд его парадное одяло?