Бисмарк

День провозглашения империи назначили на 18 января. Это имело глубокое символическое значение: ровно 170 годами ранее в Кёнигсберге бранденбургский курфюрст Фридрих III был коронован и провозглашен королем в Пруссии Фридрихом I. Церемонию решили провести в Версале. Правда, в первых числах января Бисмарку снова пришлось выдержать борьбу со своим монархом. Речь шла не в последнюю очередь об императорском титуле. Вильгельм I опасался, что дорогая его сердцу прусская монархия растворится в новом государстве, и настаивал на том, чтобы называться «императором Германии». Бисмарк резонно заявлял, что южнонемецкие государства никогда не согласятся с подобной формулировкой, подобающей скорее абсолютному властителю, и титул должен звучать как «германский император». Спор продолжался 17 января в течение трех часов и закончился победой канцлера, которому, как это уже бывало не раз, пришлось пустить в ход все возможные угрозы и увещевания.

Знаменитое полотно Антона фон Вернера, лично присутствовавшего в Версале в эти дни, запечатлело момент провозглашения империи: сверкающая огнями Большая зеркальная галерея Версальского дворца, множество мужчин в униформе, охваченных восторгом… Воспоминания современников рисуют более скромную картину. «Настроения для этого действия нет ни у кого, в первую очередь у главных действующих лиц», — писал Штош[527]. Зять прусского короля, великий герцог Фридрих I Баденский, играл на церемонии одну из главных ролей — он умело обошел предмет вчерашнего спора между монархом и его паладином, провозгласив здравицу в честь «императора Вильгельма». Тем не менее свежеиспеченный кайзер, тепло поприветствовав многих присутствующих, прошел мимо Бисмарка, как мимо предмета мебели, даже не удостоив его взглядом. По воспоминаниям кронпринца, канцлер «выглядел страшно не в духе»[528].

«Прости, я ужасно долго не писал тебе, — жаловался Бисмарк Иоганне три дня спустя. — Однако эти императорские роды были тяжелыми, а у королей появляются в такие моменты удивительные причуды, как у беременных женщин перед тем, как они производят на свет то, что все равно не смогут удержать в себе. Выступая в роли акушера, я многократно чувствовал потребность стать бомбой и взорваться, чтобы обрушить все здание. Необходимые дела мало утомляют меня, но ненужные злят»[529].

Тем временем война наконец вступила в свою финальную фазу. В конце декабря начался обстрел Парижа; большого ущерба французской столице он не нанес, однако ситуация с продовольствием в городе становилась критической. В декабре — январе оказались разгромлены несколько крупных французских группировок на Луаре и на севере страны; надежда на перелом в войне стремительно таяла. 23 января Фавр вступил с Бисмарком в переговоры по вопросу о перемирии. Естественно, что к этим переговорам привлекли и Мольтке, однако на вторых ролях — главным уполномоченным с немецкой стороны был назначен канцлер. 28 января Бисмарк и Фавр заключили франко-германское перемирие сроком на 21 день.

Одновременно Бисмарк одержал еще одну важную победу. 25 января увидели свет два королевских приказа. Шефу Генерального штаба предписывалось воздерживаться от вмешательства в политические дела и подробно информировать канцлера о состоянии военных операций. Мольтке был глубоко оскорблен и угрожал подать в отставку, но ничего не сумел изменить. Канцлер смог отстоять приоритет политических соображений над военными.

После выборов в новый французский парламент в 20~х числах февраля начались переговоры об условиях предварительного мира. С французской стороны их вел ставший главой правительства Адольф Тьер. «Мой маленький друг Тьер, — писал Бисмарк Иоганне, — весьма умен и любезен, но плохой переговорщик. Мыслительная пена неудержимо хлещет из него, как из открытой бутылки, и истощает терпение, поскольку сквозь нее очень сложно добраться до чего-то такого, чем можно утолить жажду. При этом он храбрый маленький человек, светловолосый, достойный уважения, добрые старые французские манеры, и мне было непросто заставить себя быть с ним настолько жестким, как это требовалось»[530].

Прелиминарный мир был подписан 26 февраля: Германия получала Лотарингию, Эльзас и 5 миллиардов франков военной контрибуции, которые надлежало выплатить в трехлетний срок. По последнему вопросу Бисмарка консультировал Блейхрёдер, считавший, что такое финансовое кровопускание позволит надолго ослабить Париж. Французам удалось сохранить крепость Бельфор, однако пришлось согласиться на вступление в столицу немецких войск. Последние, однако, заняли лишь на пару дней небольшую часть города — по большому счету это была демонстрация, рассчитанная на то, чтобы сделать приятное прусскому королю.