Бисмарк

Во внешней политике основная задача заключалась в том, чтобы не допустить усиления Франции и в первую очередь реставрации в ней монархии. Республика, считал Бисмарк, не сможет найти себе союзников в Европе и останется в изоляции, а изнутри ее будут пожирать межпартийные конфликты. «Наша потребность заключается в том, чтобы Франция оставила нас в покое, и мы должны не допустить того, чтобы французы, если они не захотят сохранить мир с нами, нашли себе союзников. Пока таковых нет, французы нам не опасны. […] Французской республике будет очень тяжело найти монархического союзника против нас», — писал Бисмарк послу в Париже в конце 1872 года[618]. «Республика и внутренние неурядицы — лучшая гарантия мира», — напутствовал «железный канцлер» чуть позднее его преемника[619].

Французская республика удивительно быстро восстанавливалась после поражения, выплачивая гигантскую контрибуцию с опережением сроков. Уже в 1873 году с ее территории пришлось вывести германские оккупационные войска. Это беспокоило «железного канцлера», который счел необходимым использовать в качестве самого грубого рычага давления угрозу новой войны. Еще летом 1871 года он писал германскому поверенному в делах в Париже графу Альфреду фон Вальдерзее[620]: «Французы не должны заблуждаться относительно того, что война во втором своем издании будет вестись безжалостнее, чем в первом»[621]. После избрания французским президентом в 1873 году известного монархиста маршала Патриса де Мак-Магона угрозы возобновились. В октябре германский посол по настоянию канцлера встретился с министром иностранных дел Франции герцогом Альбером де Брольи и заявил, что Германия сможет жить в мире лишь с такой Францией, которая признает современную политическую обстановку как данность, не подлежащую ревизии: «Ситуация напоминает в действительности больше перемирие, по отношению к которому Франция считает себя вправе разорвать его в первый удобный момент». Бисмарк сделал на полях донесения посла напротив этих слов пометку «Правильно»[622]. На руку «железному канцлеру» играли выступления ряда французских епископов с антигерманскими заявлениями и реваншистская кампания во французской прессе, давшие ему желанный повод для давления на французские власти. 30 октября Бисмарк через посла в Париже графа Гарри фон Арнима объявил, что немецкое правительство не будет медлить с войной до наступления выгодного для врага момента и что единогласное мнение делового мира — война лучше, чем постоянная ее угроза[623]. Помимо всего прочего, обострение германо-французских отношений в эти месяцы активно использовалось в рамках предвыборной кампании в Рейхстаг — наглядный пример тесной связи внутренней и внешней политики «железного канцлера».

Задача ослабления Франции — в первую очередь путем дипломатического давления и изоляции — серьезно осложнялась тем, что все крупные европейские державы выступали за ее возвращение в систему баланса сил. Поэтому цель, которую ставил перед собой «железный канцлер», оказалась недостижимой. Другое дело, что она далеко выходила за рамки обеспечения национальной безопасности Германии и в большей степени способствовала усилению позиций страны на континенте. Понимал ли это сам Бисмарк? Очевидно, канцлер полагал, что действует в допустимых рамках. Его ошибку в этом вопросе наглядно продемонстрировало крупное внешнеполитическое поражение, которое он потерпел в 1875 году в ходе так называемой «военной тревоги».

В начале I875 года в Петербург с особой миссией был направлен прусский дипломат Йозеф Мария фон Радовиц — младший[624]. Формально он всего лишь временно замещал заболевшего германского посла. «Миссия Радовица» остается одним из самых загадочных эпизодов внешней политики Второго рейха, поскольку о ней сохранилось не так много документальных свидетельств. Существует предположение, что Радовиц предложил Горчакову далекоидущее соглашение, которое обеспечивало бы России свободу рук на Балканах, а Германии — на западных рубежах. Сам Бисмарк незадолго до этого сделал примерно такое же предложение российскому послу в Лондоне графу Петру Шувалову[625], известному своей прогерманской ориентацией: Германия готова «следовать русской политике на Востоке, если получит от России поддержку на Западе»[626]. Другая интерпретация подразумевает более скромные задачи — зондаж российской позиции и попытку получить со стороны России гарантии новой западной границы Германской империи. Это представляется более вероятным. Как бы то ни было, российское руководство, опасаясь утратить свободу маневра, отвергло подобные инициативы.