Бисмарк

Подводя итог, нужно сказать, что вопросы личного имущества имели в жизни Бисмарка большое, однако отнюдь не приоритетное значение. Введение покровительственных пошлин объяснялось не личными, а в первую очередь политическими интересами, как и прочие шаги правительства в экономической сфере. Пошлины, безусловно, были выгодны «железному канцлеру» как предпринимателю, но изначально к идее их введения он отнесся довольно прохладно. В декабре 1875 года, приняв делегацию представителей металлургической промышленности, Бисмарк не проявил большого интереса к их проблемам и не выразил желание корректировать существующий курс.

Однако уже вскоре его позиция изменилась. Помимо растущего давления со стороны германских деловых кругов, это имело еще одну важную причину. Мечтой Бисмарка было сделать имперскую казну независимой от так называемых «матрикулярных взносов» со стороны отдельных государств, входивших во Второй рейх. Поскольку у общегерманекого бюджета было сравнительно немного источников дохода, он в середине 1870-х годов имел стабильный дефицит, покрывавшийся за счет поступлений от «субъектов федерации». Резкий рост доходов от таможенных пошлин, а также введение косвенных налогов позволяли изменить эту ситуацию и тем самым усилить позиции центральной власти, то есть самого Бисмарка. Разработка налоговой реформы началась в 1876 году.

Канцлер отдавал себе отчет в том, что поворот в экономической сфере будет резко негативно воспринят его союзниками-либералами. Однако к этому моменту Либеральная эра уже начала клониться к своему закату. События вокруг Имперского военного закона 1874 года, несмотря на одержанную Бисмарком убедительную победу, отчетливо продемонстрировали те пределы, дальше которых не были готовы уступать даже национал-либералы. Среди последних в середине 1870-х годов все громче раздавались голоса о том, что пора не только идти навстречу «железному канцлеру», но и требовать от него ответных шагов. Делать таковые Бисмарк совершенно не собирался.

Для «железного канцлера» сотрудничество с либералами всегда являлось «браком по расчету». Он не симпатизировал их устремлениям и не разделял их идеалы. Гораздо ближе в этом отношении ему были старые друзья — консерваторы. Однако к середине 1870-х годов он оказался в парадоксальной ситуации. Растущая изоляция грозила ему зависимостью от поддержки либералов — зависимостью, которой он стремился избежать. Согласно воспоминаниям одного из современников, в 1874 году он жаловался, что «вынужден был в последнее время сильно сблизиться с либеральными партиями, хотя это противно его натуре и он не испытывает никаких симпатий к либерализму и либералам. В этом виновата единственно и исключительно прусская консервативная партия. Он принадлежал к ней всю свою прошлую жизнь, а она бесстыдно покинула его»[640]. В этой же беседе он сетовал, что наиболее радикальные меры Культуркампфа оказались навязаны ему либеральными министрами.

Имелось и еще одно важное соображение. Вильгельм I, надежная опора «железного канцлера», неуклонно приближался к своему 80-летию. Уже многие годы за кулисами берлинской политической сцены делались прогнозы на случай внезапной кончины монарха. Всех их объединяло одно: они были неутешительны для Бисмарка. Наследником престола являлся кронпринц Фридрих Вильгельм, находившийся под влиянием жены — старшей дочери королевы Виктории — и матери — королевы Аугусты — и считавшийся надеждой либералов. Можно было с уверенностью предположить, что с его вступлением на трон эпоха Бисмарка закончится, а время либеральных преобразований, наоборот, начнется, И то и другое было совершенно не в интересах «железного канцлера». Единственным выходом для него оставалось нанесение по либералам упреждающего удара с целью существенно уменьшить их влияние. Таким образом, экономический поворот естественным образом совмещался с внутриполитическим.

В начале мая 1875 года, сразу же после «военной тревоги», Бисмарк подал очередное прошение об отставке. Он описывал плачевное состояние здоровья, не позволявшее ему исполнять свои обязанности в необходимом объеме. «Недавний опыт не оставляет сомнений в том, что я не в состоянии выполнять свои обязанности с необходимой эффективностью. […] Врачи неоднократно заявляли мне, что мои физические силы больше не соответствуют моему прежнему образу жизни, и под тяжестью последнего я вскоре рухну. Я полон желания посвятить себя служению Вашему Величеству и Отчизне, но с глубоким сожалением чувствую, что не в силах сделать это»[641].