Бисмарк предпочел дистанцироваться от Штёкера и его партии. Он объяснял это тем, что проповедник натравливает неимущих на обеспеченных, то есть по сути занимается тем же, чем и социал-демократия. По словам Бисмарка, «интересы еврейских финансистов тесно связаны с сохранением нашей государственной системы, они не могут без нее обойтись»[711]. В конце 1880 года канцлер предлагал запретить Штёкеру политическую деятельность и принять против него дисциплинарные меры[712]. В то же время Бисмарк не испытывал к проповеднику личной неприязни и, более того, был готов использовать его партию в тактических целях — например, чтобы потеснить на выборах левых либералов.
Антисемитизм Штёкера как таковой мало смущал «железного канцлера». Как и многие представители прусского дворянства, он, безусловно, питал по отношению к евреям традиционное предубеждение. В то же время основанный на идеях социал-дарвинизма антисемитизм современного типа был ему совершенно чужд; он не испытывал расовой ненависти к евреям и не считал необходимым какое-либо их преследование. «Я решительно осуждаю эту борьбу против евреев, не важно, имеет она в основе конфессию или их происхождения, — заявил Бисмарк в одной из частных бесед в 1881 году. — Я никогда не пойду на то, чтобы евреи были каким-либо образом лишены своих конституционных прав»[713]. Водной из своих «застольных бесед» он выступил за смешанные браки между немцами и еврейками: «Деньги должны возвращаться в оборот, а плохих рас не бывает. Не знаю еще, что я однажды посоветую своим сыновьям»[714]. Значительное влияние на позицию Бисмарка оказывал и Блейхрёдер, неизменно оказывавшийся для антисемитов одной из главных мишеней.
В отличие от внутренней политики, внешняя являла собой в первой половине 1880-х годов весьма радужную картину. Бисмарку удалось значительно укрепить международное положение Германии, восстановить сотрудничество трех императоров и даже совершить почти невозможное — улучшить отношения с Францией. Репутация непревзойденного дирижера «Европейского концерта», сложившаяся по итогам Берлинского конгресса, казалось, находила свое полное подтверждение.
Первой задачей Бисмарка после заключения альянса с Веной стало возобновление хороших отношений с Россией. Восстановить согласие «трех черных орлов» было его стратегической целью. Как уже говорилось выше, союз 1879 года задумывался не в последнюю очередь как средство давления на Россию; в Петербурге должны были понять, что жить в дружбе с немцами гораздо выгоднее и безопаснее, чем ссориться с ними.
Впрочем, «железный канцлер», как всегда, не упускал из виду и запасной вариант. Хотя Британия предпочитала в эти десятилетия проводить политику «блестящей изоляции», Бисмарк не исключал ее из своих расчетов. Канцлер считал российско-британское соперничество в Азии одним из долговременных факторов, который предотвратит сближение этих двух стран и будет автоматически делать противника одной из них союзником другой. Осенью 1879 года Бисмарк предпринял зондаж в Лондоне, запросив, какой будет позиция Англии, если Германия продолжит оказывать сопротивление амбициям России и в результате окажется в состоянии конфликта с Петербургом. Реакция оказалась сдержанной, но в то же время отнюдь не отрицательной: с берегов Темзы ответили, что в таком случае постараются удержать Францию от вмешательства в конфликт. Однако в следующем году ситуация изменилась: консерваторов у руля британской политики сменили либералы, которые заявляли, что не пойдут на коалицию с Берлином, поскольку тем самым испортят отношения с Парижем.
А в России на смену негативным эмоциям, преобладавшим после Берлинского конгресса, приходила трезвая оценка ситуации. Петербургу угрожала реальная опасность оказаться в изоляции, а сближение с Францией привело бы только к дальнейшему опасному обострению отношений с Берлином. Не стоит забывать и о том, что Германская империя являлась для России главным внешнеторговым партнером и ключевым финансовым рынком. Поэтому в Петербурге было решено последовать старой максиме о том, что друзей нужно держать близко, а врагов — еще ближе, и пойти на возобновление «союза трех черных орлов». Одряхлевшего князя Горчакова у руля внешней политики фактически сменил Николай Гирс[715] — сторонник хороших отношений с Германией.