По-прежнему нуждаясь в опоре на парламентское большинство, Бисмарк делал все новые шаги навстречу той политической силе, которая могла стать для него хотя бы ситуативным союзником, то есть Партии Центра. В 1880-е годы процесс отмены Культуркампфа вступил в активную стадию. В первую очередь речь шла о лишении силы «репрессивных» законов. Семь из них были полностью отменены, два — значительно смягчены; к началу 1890-х годов в этой категории остался актуальным лишь запрет ордена иезуитов. Первая серия шагов в этом направлении, получившая название «смягчающих законов», пришлась на 1880–1883 годы. Вторая — «примирительные законы» — была принята в 1886–1887 годах. Однако о полном возврате к прежней ситуации речь не шла; большинство законодательных актов 1870-х годов продолжали действовать. Гражданский брак сохранился, как и ограничение прав церкви в отношении школ. «Железный канцлер» не собирался идти на полную капитуляцию перед Партией Центра и тем более демонстрировать какую-либо зависимость от нее.
«Смягчающие» и «примирительные» законы позволили церковной жизни войти в нормальное русло, а ранее преследуемым священникам вернуться к исполнению своих обязанностей. Параллельно постепенно налаживались отношения с Ватиканом. В 1885 году Бисмарк попросил Льва ХШ выступить арбитром в колониальном споре между Испанией и Германией. Благодарный папа наградил его высшей наградой Святого престола — Верховным орденом Христа, с которым канцлер неизменно появлялся там, где мог встретить депутатов-католиков. Вскоре понтифик уже настоятельно советовал лидерам Партии Центра более конструктивно подходить к вопросам сотрудничества с правительством. В ответ Бисмарк рассыпался в комплиментах. «Я считаю папу более дружественным Германии, чем Партию Центра. Папа — мудрый, умеренный и миролюбивый человек. Вопрос, можно ли сказать это о большинстве членов Рейхстага, я оставляю открытым», — заявил канцлер в апреле 1886 года[735]. Поддержка Партии Центра требовалась ему для очередной крупной внутриполитической кампании. Она была связана с военным законопроектом и проходила на фоне резкого обострения внешнеполитической ситуации.
Несмотря на все успехи первой половины 1880-х годов, Бисмарку так и не удалось создать устойчивую конструкцию, обеспечивавшую нужное Германии положение дел в Европе. Хрупкость его построениям придавала сама суть германской политики. Бисмарк по-прежнему предпочитал сталкивать между собой другие державы, не позволяя огню их конфликтов ни угаснуть, ни разгореться в пламя полноценной войны. Особенно хорошо для этого, с его точки зрения, подходил Восточный вопрос, где у самой Германии не имелось жизненных интересов. Это было балансирование на грани, и, как любое подобное, оно не могло принести долговременной стабильности. Не только условия, но и методы германской внешней политики заставляли «железного канцлера» выступать в роли дипломатического жонглера. В 1887 году его сын Герберт писал послу в Лондон: «По мнению Его Светлости, большая война, которая охватила бы всю Европу, стала бы всеобщим бедствием. Не важно, чем она закончится, все ее участники понесут большой ущерб»[736]. Бисмарк вынужден был постоянно лавировать, активно использовать все мыслимые возможности, создавать хитроумные комбинации, чтобы добиться сохранения хрупкого равновесия. Получившийся результат в итоге напоминал постоянно усложнявшийся карточный домик.
В апреле 1885 года глава французского правительства Жюль Ферри вынужденно ушел в отставку. На смену ему пришел республиканец Анри Бриссон, убежденный противник любого примирения с Германией. В отношения двух соседей вернулась прежняя напряженность. А в сентябре того же года разразился очередной кризис на Балканах. В Восточной Румелии — южной части Болгарии, оставшейся по решению Берлинского конгресса в составе Османской империи, — вспыхнуло восстание, итогом которого стало объединение страны. Это вызвало резкую негативную реакцию России, отношения которой с Болгарским княжеством оставляли в последнее время желать лучшего. Князь Александр Баттенберг, отпрыск морганатического брака принца Александра Гессен-Дармштадтского, предпочитал ориентироваться на Австро-Венгрию и сумел навлечь на себя ненависть своего кузена — российского императора Александра III. Поэтому в Петербурге не желали объединения Болгарии, опасаясь, что новое государство станет сателлитом Вены. Российская дипломатия призвала страны, участвовавшие в Берлинском конгрессе, выступить в защиту прав Турции, однако не добилась ровным счетом никакого успеха.