Бисмарк

На первый взгляд это может показаться парадоксальным. Еще недавно Бисмарк выступал за союз с национальным движением, пытался всеми силами добиться его доверия и поддержки; теперь, когда такая возможность сама шла ему в руки, он категорически отказался от нее. Получается, правы оказались те, кто не доверял ему, обвинял в лицемерии и популизме? «Вопрос сводится к тому, — писал Бисмарк в декабре 1863 года своему старому сопернику, послу в Париже Роберту фон дер Гольцу[375], — являемся ли мы великой державой или одним из союзных германских государств, и надлежит ли нам, в качестве первой, подчиняться самому монарху или же нами будут управлять профессора, окружные судьи и провинциальные болтуны, как это, конечно, допустимо во втором случае. Погоня за призраком популярности в Германии, которой мы занимаемся с сороковых годов, стоила нам нашего положения в Германии и в Европе. Нам не удастся восстановить его, если мы отдадимся на волю течения, надеясь в то же время управлять им; мы вернее достигнем цели, твердо встав на собственные ноги и будучи прежде всего великой державой, а потом уже союзным государством. […] Вы полагаете, что в «германском общественном мнении», в палатах, газетах и т. п. заключено нечто такое, что может поддержать нас и помочь нам в нашей политике, направленной на достижение единства и гегемонии. Я считаю это коренным заблуждением, продуктом фантазии. Мы укрепимся не на основе политики, опирающейся на палаты и прессу, а на основе великодержавной политики вооруженной руки, мы не располагаем излишком сил, чтобы транжирить их на пустые фразы и Аугустенбурга»[376].

Бисмарк отлично понимал: Шлезвиг-гольштейнский вопрос носит общеевропейский характер и решаться будет на европейском уровне, а не внутри Германского союза. Позиция строгого соблюдения Лондонского протокола была безупречной с точки зрения великих держав. Более того, она вызвала радостное изумление в Вене, где опасались, что пруссаки вновь, как в 1848 году, попытаются приобрести популярность, возглавив борьбу за «освобождение северных братьев». Но Бисмарк прекрасно понимал, что такая попытка — как это и было в 1848–1849 годах — приведет в конечном счете к изоляции и поражению. Действовать в одиночку против всех великих держав даже при поддержке немецких националистов Пруссия не могла.

Первым важным результатом действий Бисмарка стал фактический союз с Австрией. В Вене ситуация тоже выглядела непросто. С одной стороны, было невозможно проигнорировать германское общественное мнение, не потеряв значительную часть своего престижа. С другой стороны, поддерживать национально-освободительное движение в ущерб существующей в Европе системе договоренностей, рискуя к тому же ввязаться в конфликт с другими великими державами, значило пилить ту самую ветку, на которой и так довольно шатко сидели Габсбурги. Поэтому позиция Австрии во многом совпадала с точкой зрения главы прусского правительства: необходимо придерживаться Лондонского протокола, защитив в то же время права герцогств от датских посягательств. Кроме того, Министерство иностранных дел в Вене возглавлял давний знакомый Бисмарка граф Иоганн Бернгард фон Рехберг, считавший желательным компромисс с Пруссией. Он был рад возможности после недавних трений улучшить отношения с Берлином. В итоге в декабре 1863 года Бисмарку удалось договориться с австрийцами касательно дальнейших действий.

Это был важнейший внешнеполитический успех. «Еще никогда не бывало, чтобы венская политика в такой степени была руководима и в целом, и в частностях из Берлина», — с восторгом писал глава прусского правительства в конце декабря 1863 года[377]. Еще 28 ноября представители двух держав заявили в Бундестаге, что придерживаются буквы и духа Лондонского протокола. В середине января Дании от имени Австрии и Пруссии был предъявлен ультиматум с требованием не распространять Конституцию на Шлезвиг. 16 января в Берлине была подписана двусторонняя конвенция, согласно которой обе державы договаривались защищать Лондонский протокол невзирая на позицию Германского союза. В частности, в случае отклонения Данией ультиматума предусматривался ввод австро-прусского экспедиционного корпуса в Шлезвиг. В том, что датчане на сей раз пойдут до конца, Бисмарк практически не сомневался.