Бисмарк

Тринадцать лет спустя, оглядываясь на события 1864 года, Бисмарк говорил, что именно своей дипломатической кампанией в ходе Шлезвиг-гольштейнского кризиса он гордится больше всего[382]. Что вполне логично: находясь в довольно слабой и уязвимой позиции, он смог добиться наиболее выгодного из возможных решений. Это была однозначная дипломатическая победа. Да, пока что Бисмарк, образно выражаясь, выиграл сражение, но не войну; впереди оставался еще долгий путь. Но первый, самый трудный шаг на этом пути был успешно сделан.

Это касалось не только внешней, но и внутренней политики. События, развертывавшиеся вокруг герцогств, оказали заметное влияние на положение внутри самой Пруссии. Как известно, военная победа сама по себе способна серьезно изменить общественное мнение. Кампания против Дании, посягнувшей на немецкие земли, пользовалась широкой поддержкой в обществе, а успешный итог значительно увеличил популярность ее инициаторов. Хотя противостояние правительства и нижней палаты ландтага продолжалось, а либеральное большинство твердо стояло на позиции неприятия Бисмарка и его политики, первые трещины в едином фронте противников министра-президента не заставили себя долго ждать. Как сказал бы Уинстон Черчилль, это было не начало конца, но определенно конец начала.

В первую очередь это коснулось тех деятелей Немецкого национального союза, которые считали первоочередной задачей не демократизацию, а объединение Германии. Йоханнес Микель[383], ставший впоследствии одним из самых близких соратников «железного канцлера», открыто говорил: «Кто восстановил таможенный союз? Правительство Бисмарка. Кто погубил австрийский проект реформ? Бисмарк. Кто освободил Шлезвиг-Гольштейн? Бисмарк. Вы можете быть уверены, что я далек от того, чтобы венчать лаврами министерство Бисмарка. Все, что сделал Бисмарк, он, возможно, делал против своей воли, но он сделал это в интересах Пруссии и одновременно Германии, он вынужден был так действовать, потому что во всех крупных вопросах прусские и германские интересы совпадают»[384]. Совпадение прусских и германских интересов — та мысль, которую Бисмарк уже долгое время пытался внушить своим оппонентам. Либеральный историк и политик Теодор Моммзен[385], оставшийся на всю жизнь политическим противником Бисмарка, писал в те же месяцы о настроениях в Палате депутатов: «Здесь сумасшествие вокруг Бисмарка нарастает с каждым днем. Уже никто не говорит и не размышляет о том, что справедливо и что соответствует прусским интересам, а лишь о том, что идет на пользу Бисмарку, а что нет, и тем самым мы поддерживаем его»[386].

Настроение и в парламенте, и в обществе постепенно стало меняться. Идея аннексии герцогств, постепенно приобретая все больше сторонников в прусском обществе, объективно работала на рост авторитета и влияния главы правительства. Бисмарк оказался прав: на внешнеполитическом поприще находился ключ к решению прусского «конституционного конфликта». Однако пока что позиционная война между правительством и парламентом продолжалась. Либеральное большинство по-прежнему отвергало проекты бюджетов и рассматривало действия правительства как противоречащие конституции. В начале 1865 года Бисмарк устами министра внутренних дел графа Фридриха цу Эйленбурга предложил депутатам закончить конфликт на условиях статус-кво, вернувшись к нормальному функционированию государственного механизма без победителей и побежденных, однако либеральное большинство осталось глухо к этим призывам. К тому же на серьезные уступки глава правительства по-прежнему не мог пойти, не рискуя вызвать гнев монарха.

Предложенное сотрудничество в сфере внешней политики также не встретило понимания у многих депутатов. «Если бы мы могли заранее посвятить вас во все наши планы на будущее, вы бы одобрили их в гораздо большей степени, чем делали это до сих пор, — заявил Бисмарк 1 июня 1865 года, выступая в нижней палате ландтага. — У меня возникает тягостное впечатление, когда я вижу, что в большом национальном вопросе, который занимает общественное мнение уже двадцать лет, то самое собрание, которое считается в Европе средоточием прусского ума и патриотизма, не может подняться выше позиции импотентного отрицания»[387]. Парламентские баталии достигли такой остроты, что едва не закончились дуэлью между Бисмарком и либеральным политиком, а по совместительству всемирно известным ученым-медиком Рудольфом Вирховом[388]. Преодолеть упорное сопротивление ландтага не удалось, хотя парламентарии и вынуждены были перейти к глухой обороне — баланс сил в обществе менялся не в их пользу. В результате оставалась актуальной одна из серьезнейших проблем, с которой сталкиваются государственные деятели всех времен и народов; финансовая.