Однако на тот момент вооруженного столкновения с двумя великими державами следовало по мере возможности избежать. Поэтому прусский король ответил на французскую инициативу положительно, хотя и подчеркнул, что готов согласиться только на такое перемирие, которое даст гарантию последующего заключения мира. С инициативой созыва европейского конгресса выступил и Петербург. Российское руководство с беспокойством следило за успехами прусской армии и планировало включить изрядно заржавевший механизм «Европейского концерта», чтобы не допустить существенного изменения баланса сил в Центральной Европе. В ответ Бисмарк сначала заявил, что не готов отказываться от плодов победы, оплаченной прусской кровью[437]
, а затем и вовсе пригрозил германской революцией в случае вмешательства иностранных держав[438].Было ясно, что договариваться напрямую с Австрией следует как можно быстрее. И здесь Бисмарк неожиданно встретил сопротивление со стороны собственного монарха. Глава правительства считал цель войны достигнутой: если Австрия смирится с роспуском Германского союза и устранится от участия в делах малых и средних немецких государств, путь к соглашению открыт. Вильгельм I же вошел во вкус побед и хотел пройти парадным маршем по улицам Вены. Между королем и его министром вспыхнул конфликт. «Если мы не будем ставить преувеличенные запросы и не поверим в свою способность завоевать весь свет, то мы получим мирный договор, достойный наших усилий. Однако мы так же легко воспаряем, как впадаем в уныние, и передо мной стоит неблагодарная задача лить воду в бурлящее вино и напоминать о том, что мы живем в Европе не в одиночку, а между тремя державами, которые относятся к нам с завистью и ненавистью», — писал Бисмарк Иоганне 9 июля[439]
. Как он впоследствии вспоминал, в 1866 году самыми сложными задачами для него стало «сначала заманить короля в Богемию, а после выманить его оттуда»[440]. В пылу споров министр-президент язвительно предложил двинуть прусские войска после захвата Вены в Венгрию, откуда уже рукой подать до Константинополя, Поскольку коммуникации к этому моменту оборвутся, на берегах Босфора можно будет спокойно основать новую Византийскую империю, предоставив Пруссию ее судьбе[441].В мемуарах Бисмарк описывал сложившуюся ситуацию самым драматическим образом: по его словам, он вынужден был в одиночестве противостоять и королю, и всей военной верхушке. Время поджимало: 12 июля в прусской штаб-квартире появился французский посол Винсент Бенедетти[442]
, изложивший требования своего императора. Бисмарк пообещал, что сфера влияния Берлина не выйдет за пределы Северной Германии, немецкие государства к югу от Майна полностью сохранят свою независимость, а заодно намекнул на возможность территориальных компенсаций для Франции. Это позволило выиграть немного времени. 21 июля воюющим сторонам удалось договориться о пятидневном перемирии, и начались активные переговоры о мире. В Вене опасались, что затягивание кампании приведет к волнениям в различных частях империи, в первую очередь в Венгрии, и тоже старались поскорее завершить войну.На военном совете в Никольсбурге 23 июля прусское руководство обсуждало предложенные условия мира: выход Австрии из Германского союза, сохранение территориальной целостности Саксонии, а в остальном полная свобода действий Пруссии к северу от реки Майн. Согласно воспоминаниям Бисмарка, ему пришлось выдержать еще одну ожесточенную словесную баталию с королем. Глава правительства был серьезно болен, и его нервы не выдержали: в какой-то момент он вышел в соседнюю комнату и разрыдался. Собравшись с силами, Бисмарк написал меморандум, в котором изложил все свои аргументы. «Мне представляется важным, чтобы нынешний благоприятный момент не был упущен, — писал он. — Было бы политической ошибкой, попыткой потребовать немного больше территории или денег ставить под вопрос весь достигнутый результат и подвергать его риску на поле боя или испытывать счастье на переговорах, в которые не исключено вмешательство сторонней силы»[443]
. Далее перечислялись все внешнеполитические факторы, толкавшие к скорейшему заключению мира, а также указывалось на начавшуюся в армии эпидемию холеры.