Читаем Бисмарк: Биография полностью

«И сколько теперь здесь ожесточенности и горечи?.. Очень печально видеть, к чему привело бездушие князя и мелочная одержимость властью»85.

29 марта 1890 года Хильдегард Шпитцемберг еще раз навестила дом на Вильгельмштрассе, когда Бисмарки готовились к отъезду. Там ее взору предстала грустная картина – снующие взад-вперед грузчики и голые закопченные стены:

...

«Когда княгиня поведала нам о том, как князь побывал вчера в мавзолее покойного короля, чтобы с ним попрощаться, у нас на глазах навернулись слезы. “Я взял с собой розы, – сказал князь, – и возложил их на гроб старого императора. Я долго стоял подле него и высказал все, что накопилось на душе”»86.

Вести об отъезде Бисмарка разлетелись по Берлину, и на пути к Лертскому вокзалу собрались огромные толпы людей. Общественность думала, что Вильгельм II приедет проводить князя, но он не появился. «На платформе выстроился эскадрон гвардейцев-кирасиров с оркестром и знаменами. Присутствовали все министры, послы, генералы… Гремели оглушительные «ура» и «auf Widersehen» [110] . Когда поезд тронулся, публика запела «Wacht am Rhein» [111] . Сыгран последний акт, мы были свидетелями эпохального события»87. Такими словами Роберт Люциус фон Балльхаузен завершил свой дневник. Людвиг Бамбергер тоже сделал дневниковую запись в этот день: «Сегодня отъезд. Зачинается легенда Бисмарка. Если национал-либералы не рабы, то они используют ее для того, чтобы снова подняться. Он ушел как Великий демон, парящий над своей нацией»88.

Все, кто близко знал Бисмарка и Иоганну, понимали, что спокойная, безмятежная старость не в их вкусе. В считанные дни он сформировал «теневое правительство», капище для своего гения, ставку фронды кайзеру Вильгельму II. За две недели он мобилизовал и свой журналистский корпус. У него уже не было «фонда рептилий» для оплаты заказных статей, но ему не надо было и платить наличными. Он расплачивался секретами, эксклюзивными интервью и своей титанической авторитетностью, авторитетностью Великого демона, как его назвал Бамбергер. Война между ставкой Бисмарка в Фридрихсру и новым правительством кайзера была неизбежна. К удивлению всей семьи, Бисмарк больше не проявлял интереса к тому, как идут дела на его теперь весьма обширных земельных угодьях. Герберта особенно беспокоило то, что отец «не обращал внимания и отказывался выслушивать» доклады управляющих фермами, приезжавших за решениями. Бисмарк проводил все свое время за чтением газет, предаваясь, как выразился Герберт, «псевдополитике»89. Сам Герберт уехал в Шёнхаузен, стал настоящим сельским помещиком и больше не возвращался к политическим дрязгам Берлина.

15 апреля 1890 года князь принял Эмиля Хартмейера (1820–1902), владельца ежедневной газеты национал-либералов «Гамбургер нахрихтен». Хартмейер, наследовавший газету от отца в 1855 году и уже почти пятьдесят лет выступавший в роли ее хозяина и редактора, предложил Бисмарку пользоваться услугами и издания, как своего собственного, и ее главного политического корреспондента Германа Хофмана (1850–1915). Бисмарк согласился90, и в тот же день газета выступила с резкой критикой первого выступления в рейхстаге нового рейхсканцлера. Бисмарк не желал вести образ жизни пенсионера, он хотел реванша.

Ненавистничество и мстительность всегда были свойственны Бисмарку, и теперь, попав в немилость и оказавшись не у дел, он только и думал о том, как свести счеты с кайзером, канцлером и министрами, не последовавшими за ним в отставку. Врагов умерших, как Гвидо фон Узедом, он очернит в мемуарах, когда приступит к их написанию. Живущим и остающимся при должностях был уготован компромат в послушной прессе. Генрих фон Бёттихер, его заместитель, никуда не ушел со своего поста, и Бисмарк этого ему не простил. В марте 1891 года князь дал в прессу информацию о том, что помог Бёттихеру занять в Вельфском фонде сто тысяч марок для оплаты долгов тестя. Филипп Эйленбург, соболезнуя, написал Бёттихеру:

...

«В голове не укладывается, что можно выкидывать такие фокусы. Лично я назвал бы всю эту историю непатриотичной , в которой трудно различить грань между личной злобой и преда-тельством»91.

Озлобление – самое верное слово для определения мотивов данного поступка Бисмарка. В своих мемуарах он посвятил шесть страниц – целую главу – неблагодарному Карлу Генриху фон Бёттихеру и ни словом не обмолвился об утечке информации о злополучном займе.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии»Первая книга проекта «Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917–1941 гг.» была посвящена довоенному периоду. Настоящая книга является второй в упомянутом проекте и охватывает период жизни и деятельности Л.П, Берия с 22.06.1941 г. по 26.06.1953 г.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное