Бисмарк: Биография

Ирония, сущ.:

2. (Фиг.) Характер состояния дел или развития событий, обратный тому, который ожидался или мог ожидаться; прямо противоположный исход событий, словно в насмешку над обещаниями и сообразностью вещей.

«Оксфордский словарь английского языка»

Многие современники Бисмарка верили: в его власти – и способности ее удерживать – есть нечто нечеловеческое. А что именно? Даже ярый католик Виндтхорст не считал, что Бисмарк на самом деле был le diable , как он однажды назвал его. Величайший немецкий парламентарий девятнадцатого столетия и, возможно, самый умный, Виндтхорст все же уловил в Бисмарке неземное свойство, возможно, именно то, которое Эрнст Ренч [115] и Фрейд назовут das Unheimliche (жутью непознанного). Одо Рассел и Роберт Мориер нарекли Бисмарка Zornesbock (буйным козлом)1. Они использовали слово Bock не потому ли, что оно означает одну из многочисленных ипостасей дьявола?

Личность Бисмарка настолько многообразна и противоречива, что она может вызывать и положительные и отрицательные эмоции или те и другие одновременно. Хильдегард Шпитцемберг, близко знавшая Бисмарка более тридцати лет, всегда поражалась контрастам в своем друге. 4 января 1888 года она писала в дневнике: «От противоречивой натуры этого великого человека исходит обаяние такой силы, что я каждый раз очаровываюсь при встрече с ним»2. И Штош, и баронесса Шпитцемберг использовали такие эпитеты, как «очарование» и «волшебство», при описании его магнетизма. И в частных разговорах, и в публичных выступлениях Бисмарк воздействовал на людей своим особым шармом, отличавшимся, как мы уже видели, от харизмы по Веберу, но завораживавшим не меньше. Дизраэли отметил в дневнике: «Обо всем он судит нестандартно, оригинально, без напряжения и попыток покрасоваться парадоксами. Он говорит с такой же легкостью, с какой пишет Монтень»3. Людвиг Бамбергер так описывал пугающий и в то же время привлекательный облик Бисмарка:

...

«За густой завесой усов видна только часть лица. В его словоохотливости слышна некая мягкость, на полных губах постоянно присутствует легкая улыбка, но за этой внешней доброжелательностью чувствуются властность и сила, присущие хищному зверю. Этот симпатичный улыбающийся рот может внезапно раскрыться и поглотить собеседника. У него выступающий подбородок, эдакая перевернутая чаша, обращенная выпуклой стороной наружу. Взгляд дружелюбно-недоверчивый, лучезарно-испытующий или слепяще-холодный, решительно настроенный на то, чтобы не дать вам возможности догадаться о том, какие мысли и чувства испытывает этот человек, пока он сам не сочтет нужным поделиться ими»4.

Иногда Бисмарк раскрывал то, что таилось за этим слепяще-холодным взглядом. В октябре 1862 года он похвалялся Курту Шлёцеру тем, как ему удалось переиграть всех политических актеров в конфликте вокруг армии5. А еще в студенческие годы Бисмарк объяснял приятелю: «Я намерен возглавлять моих товарищей здесь и возглавлять их в загробной жизни… Думаю, что только таким путем можно добиться превосходства»6. И Шлёцер, и Мотли были уверены, что перед ними непритворный Бисмарк. Мотли встроил этот эпизод в свою повесть, которую написал, когда вернулся в тридцатых годах в Бостон – задолго до того, как его друг стал «великим и историческим». Циничное признание в хитроумии поразило скептика Шлёцера в октябре 1862 года. Он начал относиться к Бисмарку как к злому гению, за позами и жестами которого скрывается ледяное презрение к окружающим его людям и упорное желание методично держать их под своим контролем и управлять ими. Его приятная разговорчивость состояла из правдивых высказываний, полуправды и откровенных мистификаций. Необычайная способность предвидеть поведение и реакцию групп и готовность применить жесткие меры подчинения их своей воле позволяли ему удовлетворять аппетиты того, что я называю «суверенной самостью».